А разве не мог я родиться

Не человеком, а птицей?

И вовсе не белым лебедем,

А в птичьем роду последней

Ничтожною серою птахой,

Хватающей крошки без страха

Из-под ноги прохожего?

Воробьем!

Воробьем?

Ну что же...

 

Лапки — крестиком,

Хвост — три перышка,

Дело чести добыть зернышко.

А если кусочек хлеба — уже удача,

А если к тому же небо — чистое, земля — горячая,

Можно жить и в таком обличье,

Даже счастливым быть: по-своему, по-птичьи.

Только бы не в клетке, только бы не в неволе —

Вот такая простая у птицы доля.

 

Зимой — выжить,

весной — гнездо выстроить,

к лету ближе —

птенцов выпустить,

чирикать звонко,

с такими же драться,

на ветках тонких

прыгать-качаться,

и еще одну

весну встретить,

в луже купаться

и не заметить

кошки тощей

прыжок быстрый.

Чего проще —

из глаз искры,

и единым духом

змейкой недлинной

разлетится пухом

жизнь воробьиная.

И никто, никто не заметит,

что одним воробьем

меньше стало на свете.

 

Крестиком — лапки,

Хвост... Ну, что повторяться?

Жизнь несладкая,

Надо признаться.

Да и жизни той

Всего — крупица.

 

Эй, человек злой!

Стань на один только день — птицей,

Или бездомной собакой,

Или голодной кошкой,

В шкуре животного всякого

Побудь, человек, немножко.

И если в груди не камень,

Этого дня тебе не забыть,

И ни своими, ни чужими руками

Зла уже не творить,

Не убивать с самодовольным смехом

В угоду азарту праздному,

Не устраивать себе на потеху

Из чужого страдания — праздника.

 

Пойми, человек: нельзя быть сильным,

Если нет сил быть добрым.

Запомни: и рой осиный,

И ядовитая кобра,

Даже грибы и травы

Имеют святое право

Дышать, расти, продолжаться

И — так и знай! — защищаться!

 

 

Думай, человек...

Смотри... Слушай...

А если и у них есть души?

Не такие, не человечьи,

Но такие же хрупкие и вечные?

 

. . .

 

Вот воробей, скачет рядом —

Видно, не из пугливых —

Косит на человека взглядом,

Но прежде, чем лениво

За камнем нагнешься

Или просто топнешь ногою,

Представь: а вдруг обернешься

Ты — им, а он — тобою?

.