Сегодня я разбила вазу для вина.

Уныл мой дух. Он сломлен страстью старой.

И, по ступеням, как ручей с холма,

Бежит поток слащавый… Ночь пьяна – давно, -

Я с ней одна, но слабый звук гитары

Мне душит сон сегодня. В сласть вина

Вплетая плавно липкие кошмары,

Поёт тоска: «ты ночи не нужна.

Ты лишняя для страсти, для вина ли, -

С тобой от ночи – только тишина!

И пусть сегодня ночь поёт гитарой,

Ты вслушайся: любовь не суждена.

Пей сладкий сон и липкие кошмары…»

 

И я проснулась. Да, уныл мой дух –

Сейчас, в ночи, он сломлен страстью старой,

Что, долетая, мой тревожит слух,

Лаская нежно, словно старый друг, – давно…

…Я тут одна, и только звук гитары

Мне не даёт уснуть, вплетая в сладость сна

Мне прежде незнакомые кошмары:

Разбитой вазы звон, плеск сладкого вина,

Все страхи одиночества… Печали,

В которых страсть любви не суждена.

И пусть сегодня ночь поёт гитарой -

Я вслушалась – звенит лишь тишина

Вплетая в сладость старые кошмары…

 

***

 

Сельская станция. Лес стеной. Сосны и ели, берёзы с лещиной.

Солнце, зависшее над головой. Лезвия рельс и шпалы щетиной.

Старый асфальт невнятного цвета. Ржавчина, сажа. Мазут, креозот...

Въелась в платформу сизая жижа - жвачки, окурки, помёта налёт.

Запах мочи, дух варёных пельменей, слиплись в один отрезвляющий дым;

С ветром просёлочных неразумений, лезет он в головы нам, молодым.

Как полюбить эту сельскую станцию, - вечную гадость и тухлую гарь?

Как победить эту терпкую фракцию, и разогнать тошнотворную хмарь?

Люди стоят на платформе горбатой. Люди молчат, ожиданьем полны.

С площади вихри песка осыпаются, словно плевки от родимой страны,-

В ноги, и в лица, и в щели платформы, падает, скверной, подкисший песок.

Поезд по лезвиям. Жизни по ниточкам. Неба глоточек, и корки кусок.

 

Лес до небес, и зловещая станция.

Люди, моча, дух пельменей, и зной.

Рожи усталые, спины сутулятся,

Мечутся глазки при встрече со мной.

Я - как виденье чего-то пропитого.

Нового. Чистого. С детства забытого,

И,- как волна сизой каши в ответ,

В кассе: "до завтра билетов нет"

 

***

 

С улыбкой вдаль бреди, по высохшей росе,

в пыли отцветших зорь танцуя башмаками,

и жадными горячими руками срывай цветы;

в их звёздной пестроте, как в посохе Петра,

вся сласть и власть цветов…

А здесь, где недра тешатся, играя,

их беззащитных нежных лепестков толпа густая,

как кудри ангелов и демонов земли: иной заре,

не властной волновать

пустую тьму клетей пустопорожних,

не разбудить брезгливо, осторожно,

их спящей красоты, их силы. Их тепло

ещё танцует хаос древней песни.

Дрожат огни, когда своё весло

ты опускаешь в заросли созвездий:

кувшинки, лотосы, небесные цветы,

которым нет Адама и названий,

которые древнее мирозданий и тише

самой мёртвой тишины. И ты,

свидетель старости времён,

немой малыш, глядящий без укора

в дремучей радости, что их потомки - мы,

разведка человеческого сора.

Плывущие каналами ночей

сквозь сад миров в леса безвестных сказок,

с развёрзнутыми жерлами речей,

мы треплем талисманы наших пазух, и понимаем,

смутно и смешно: Пришествие ещё не наступило.

В иных мирах, возможно, мы – Оно. А на Земле

лишь будет, но не было.

Здесь, в копях лун, планет, систем, времён,

в сверкании неведомом былое

нам представляется чужим. А всё иное

мы тщимся называть, но чувствуем

родным.