… Я тебя в новой Жизни узнаю,

Улыбнусь одинокой звездою.

П.Ф.

Жил он на окраине большого города, в старом двухэтажном доме – бывшей коммуналке. Дом этот стоял, наверное, уже лет сто, а может и больше, - по крайней мере, так он выглядел, с облетевшей штукатуркой из-под которой виднелись раскрошившиеся кирпичи…

 

Отец Пашки потерял работу, ещё во время приватизации завода и, наверное, поэтому стал часто выпивать крепкую. Пашка уже и не помнил, когда видел отца трезвым. В дом постоянно приходили какие-то люди, и Пашка спешил уйти, пока не начался очередной пьяный разговор. Матери он был не нужен, а отец привёл домой чужую тётю. Пашка всёравно тосковал по матери, замирал возле окна, рассматривая прохожих, пока они ещё были различимы на тёмной улице.

 

В тот день дружки к отцу пришли рано, и мальчик до темноты слонялся по улицам. Уже давно зажглись огоньками окна домов, в которых мамы, облачённые в цветастые фартуки с бантиками на попе, хлопотали на кухне, а папы, в окружении чад посиживали у телевизоров, ритмично мотая на ноге тёплый тапочек. Кое-где уже светились огоньками ёлки, - скоро Новый год...

 

На улице сильно похолодало, мелкой крупкой сыпал колючий снег. По извилистой тропке мальчик дошёл до дома, приоткрыв дверь, хотел было незаметно пройти, но скрип разбудил гостью отца. Шатаясь, даже не одевшись, вышла она навстречу Пашке но, не удержалась, неловко облокотившись о край стола, опрокинулась вместе с ним, сверкнув в воздухе жёлтыми пятками. Она ещё кричала какие-то ругательства, а Пашке так всё это надоело, что было уже, просто невмоготу. Он схватил шапку и снова выскочил на улицу.

 

Пашка дошёл до центральной аллеи, где ярко горели фонари, голубоватым мерцанием отсвечивал падающий снег. Болоньевая курточка уже не спасала мальчика, тело сотрясала мелкая дрожь. Чтобы отогреть руки, он поочередно просовывал их под курточку и, пальцы начинали пульсировать и болеть. Вязаную шапку он надвинул на самые брови, которые хоть и покрылись инеем, всё же, ярким контрастом чернели на побелевшем лице мальчика. Пашка подошёл к опустевшей трамвайной остановке и стал разглядывать пёстрые обёртки, которые хороводом кружились на ветру вместе с ледяной крупкой. Есть Пашка уже не хотел, он ловил ртом снежинки и часто сглатывал, чтобы как-то унять тянущую боль в животе.

 

Неизвестно откуда взявшись, к Пашке медленно подошёл большой чёрный пёс с лохматой мордой.

 

- Одни мы здесь с тобой, - произнёс, а может, лишь подумал Пашка. Он присел на корточки возле большой собаки. Пёс понимающе посмотрел в его глаза своими чёрными бусинками и лизнул Пашку тёплым шершавым языком. Мальчик обнял большую собаку, обхватив лохматую шею, и почувствовал такую жалость к себе, что на его глазах невольно блеснули слёзы. Сейчас можно, - всё равно никто не увидит, а пёс, - хороший, он никому не расскажет, хоть и всё понимает…

 

Высоко в небе сверкнула звёздочка, - самолёт, - подумал Пашка, - там люди… Но звёздочка лишь на мгновение сверкнула в мокрых глазах мальчика и, погасла, оставив в чёрном небе серую дорожку. Пашка крепче прижался к большой собаке. Ей, наверное, не холодно, - подумал он, - какая она вся лохматая, любят тебя, кормят…

 

-Да, ответил большой пёс, - любят и кормят! И Пашка даже не удивился ответу собаки. Хотел бы я быть на твоём месте! – подумал он.

- А ты, … и есть на моём месте, - ответила собака, или этот ответ сам прозвучал в Пашкиной голове. Мальчик почувствовал, что как-то сразу стало тепло. От удовольствия он махнул хвостом и побежал знакомой тропкой к домику с тёплой печкой и добрым хозяином.

Ps.

– Не скули, Паш, скоро опять Новый год…