Я не успел: необычное место — подобие площади — безлюдно. Даже самые неудовлетворённые, жаждущие продолжения, сотрясающие воздух разочарованием, ушли.

Девять тронов судей: два на помосте, два посредине, три в нижнем ряду, один у подножия, последний в низине — пусты. Ни птиц, ни храбрых, ни славы, ни ответа, лишь куски откуда-то взявшегося сыра на небрежно вымытом дождями атриуме да сиплые звуки радио. И те смолкли.

Ниоткуда: цвета тузлука расплывчатые очертания двух человеческих фигур с кольями в руках — у одной волосы длинные, у другой короткие. Вторая оказалась женщиной в белом. Мужчина гибок, его сочленения двигались подобно шарнирам. Видениями прошли сквозь меня.

Я стоял. Не озирался. Ждал. Зачем-то ведь здесь очутился.

Тишина. Ожидал всего, но не этого — прямо передо мной кафедра: сквозистая, она словно витала в кофейном воздухе. Тотчас на неё опустились одна на другую тридцать семь прозрачных листов с текстами. Осветилось: «37φ». Философские трактаты. На каждом – заглавие, авторство.

Непрерывной чередой промелькнули предо мной тридцать семь художественных событий.

Я не успевал перевести дыхание. Глотнул воздух.

Убежать невозможно. Едва завершалось одно, как на смену ему являлось следующее.

Листы не испещрены нотабене, видимо в них не было необходимости, но незримой рукой повторяющимися схолиями: хорошо, плохо, дивно, спасительно, и лишь на «37φ», идущим сразу за «35φ», — «обособленно. Кричи: "толкнул!", рычи, царапайся, вгрызайся в яремную вену! не подставляйся! Гордыня?».

Запоздавший — «36φ».

О любви.

Философия есть любовь, любомудрие.

Понял, зачем я здесь.

Пора вылезать отсюда. Но будто по чьей-то прихоти не мог шевельнуться, пока в окружающем меня непроницаемом пространстве вдруг не появились и сразу стихли еле улавливаемые детские голоса и непонятный плач, похожий на скрип сломленной ёлки.

 

Наконец всё исчезло.

 

***

— Алло. — Голос трогательный, но уверенный.

— Автор! — Переборов робость, дерзко сказал я, — может и.. я мелок, но (да!) я сметлив.

— Извините?!

— Автор тридцать шестого вы!

Она молчала. Я продолжил:

— Тот, перед которым от боязни трепещут, трепещет перед вами от любви. Чтобы упрочить своё положение, ему достаточно любить вас. Его любовь истинна! Не ведает пресыщения. Я постиг, в чём его сила. Любовь его мощь. Вы!

— Вы кто?..

— Отсмотрщик — выпалив, я первым положил трубку.