...отсюда не видно неба — но изредка видно солнце

расплывчатым зыбким пятном на зеркальной изнанке.

 

Стрелки компа́сов и карты лоций,

веря преданиям жутким и странным,

прочь уведут корабельные караваны.

 

Только безумцы — те,

что вдруг позабудут страх,

впитанный с молоком матерей,

с тумаками отцов,

со сказками в темноте

у дрожащих костров,

чтобы с глупой отвагой тайнам навстречу лететь —

навеки потеряны для людей.

Даже ветры,

несущие беспокойные сны,

не поведают

ждущим,

верящим,

считающим дни до встречи —

где находят погибель блудные их сыны.

 

Где чертог мой вечный.

 

Гляди-ка,

играют блики

на длинных листах ламинарий,

прорастающих донным садом.

Там мучительно-сладок

покой под толщей воды...

Ангел — пропащих душ поводырь —

плачет,

дарит волна́м турмалины слёз:

жребий, скитальцам назначеный,

в ноги немилостью моря лёг.

 

Тени потопленных кораблей

взорам незрячим несут вереницы грёз.

Я их прочёл, для себя сберёг:

каждый осколок воспоминаний,

каждый восторг побед,

каждый позыв желаний,

каждую боль и потерю.

 

Кутает,

нежит,

метелит

облако белых мерцающих лепестков — невесомых прозрачных мальков.

Они кружатся,

кружатся,

кружатся.

Спать…

 

А мне опять

присную скуку лелеять,

петь бессловесный призыв —

проникновенно-лжив,

он осядет на мачтах и парусах,

вольётся в гортанные крики чаек,

после растает

в шёпоте побере́жной волны.

 

Все, кто услышит — обречены.