твой безымянный...
Не ложись на краю,
не открывай окно, поплотнее задёрни шторы,
кутайся в кажущийся уют.
Мальчик, тебе под сорок...
Ты когда-то давно придумал меня —
монстра, что возится в темноте
за дверцами старого шкафа.
Кто мог подумать, талантливый маленький автор
самых бредовых идей,
что мутный никто-из-нигде,
уставший от въедливой пустоты,
так близко к себе подпустит.
Станет сытное одиночество
с капелькой пряного страха,
солёной грусти,
хрусткого непокоя
слизывать с влажных висков,
обнимать, прикасаясь к щеке щекой,
гладить холодными пальцами по спине, по тонким ключицам...
Помню, как затихал на моих коленях —
такой милый,
открывшийся до конца, до самых глубинных снов.
Я пил и не мог напиться
неровным дыханием.
Мальчик, ты был струной,
на которой я мог играть
песни ветров, пролетающих мимо,
кантаты непознанных городов,
джиги ручьёв,
симфонии древних морей.
Каждая наша ночь становилась ночью нездешних странствий.
Утро входило в комнату скрипом дверей
дряхлого шкафа.
Скованный теснотой маленького пространства,
ласковый зверь засыпал до будущей встречи.
Впрочем,
что неизбежно,
ты повзрослел,
вбил себе в голову, будто бы я — фантазия, ересь, грех...
Если грех — то из тех, которые не отмолишь.
Разве ждать терпеливо, молча,
убаюкивать на руках,
воровать кошмары исподтишка —
значит скверну нести, искушение и соблазн?
Терпелив я всегда был... но, видно, не в этот раз.
Не ложись на краю: съем тебя без остатка.
Чудовищная нехватка
тепла, доверия, прикосновений.
Вспомни, вспомни, мой повзрослевший гений.
Не включай свет.
Тссс... тихо... Может, я жизнь. Может, я смерть.
Твой безымянный монстр.
