Кардиохирурги
Вот так и ты – всю жизнь на турнике
висишь безвольно, как мешок с картошкой...
А где-то жизнь играет на гармошке,
прохожим строит глазки манекен,
в витрины бьёт полуденное солнце,
следы губной помады на стекле
снимает дождь, прикинувшись Ш. Холмсом,
Иваны одурманивают Лен,
в сердца туманный бредень запуская...
А я, такая грустненькая зая,
вишу на перекладине и знаю,
/Т девять заменила на не знаю/
что кокон мой, как полиэтилен,
не пропускает воздуха и света,
но так привычней, правда ведь? А вдруг
из Колорадо высадится жук
десантом полосатым и усатым,
и мой мешок, согласно сопромату,
не выдержит, разъедется по швам...
А там...
Ой, лучше мне не знать, что там.
У каждого в мешке подобный хлам,
и если в этом хламе покопаться
и мусорке прожорливой скормить…
Процентов двести – сколько операций
благополучно можно отменить.
У кардиохирургов будет праздник,
впоследствии грозящий нищетой,
но мы поможем. Словом, или мазью.
Возьмём их на поруки, на баланс,
переквалифицируем в стилистов,
в исследователей сурковых свистов,
в переворачивателей пингвинов,
да, Боже, разве мало важных дел?
И разве в закромах иссякла глина?
А я уже, похоже, отвисел
за всех – себя, Афоню, Вольдемара,
за тех парней…
Пора мне под удары
жуков, сурков, пингвинов,
и дождей
обильных, проливных, и благодатных.
Деви́цу-дождевицу поприятней
найду себе, присвистну на коня,
и не удержат семеро меня.
Скачи, скачи по клеверам и мятам,
неси нас в неизвестность, в благодать,
и дай нам Бог в стогах, луной примятых,
не кардиохирургов зачинать.
