Kühles Blau
Тот год был плоским.
Совершенно.
Как полотно закреплённое на мольберте.
Под кистью художника рождались
Альберты, Гертруды, Герды,
Адольфы...
и прочие плоские малыши.
Плоско текла река, плоско зацвёл самшит.
Плоско всходило солнце –
хрупкое, бледное – не дыша,
почти богомольно светило родившимся малышам...
Тот год был синим, будто зимнее море или предутренние туманы.
Тучи – грязные жертвенные бараны –
грузно толпились в углу холста...
Раньше картина была пуста.
Но теперь на ней резко выводят линии.
Тёмно-синие.
Впереди ещё новые дни, недели...
Дети росли. Немели.
Темнели, грубели мазки и краски.
И синий казался красным.
*
Наступал листопад.
Открывали детсад,
где учили кормить,
приручать,
обучать
попугаев, собак.
И котов. И людей...
Где сдирали младенчесто с тех малышей,
что желали расти
и кому-то быть нужными...
Малыши становились покорными ...дружбе.
И привыкшими к заданной форме.
Их всё время считали – с утра, перед сном,
что потом (а ведь было же это "потом")
и порядковый номер им чудился нормой.
Они выросли. Стали большими,
такими большими, как баобабы.
И сильными, как слоны.
Их считали гордостью всей страны.
*
Тот год длился необычайно долго, не менее полувека.
Но после – художник прорисовывал каждого... каждого человека
несмелым белым...
И теперь солнце, проникшее в капли рос,
казалось упругим, спелым.
