***

Вечер. Ярко горит светильник над столом, заваленным тетрадками, учебниками и ручками. Мерно тикают часики на стене, отсчитывая мучительные, долгие-долгие минуты. Я сижу на мягком крутящемся стуле, но его дружелюбное удобство мне сейчас в тягость: я мечтаю поскорее покинуть это место, убежать на край света, а лучше - провалиться под землю. Глубоко и навсегда. Среди пёстрых обложек, в самом центре стола – измученная, истерзанная, уставшая, закапанная горючими крупными слезами тетрадь. Её белые листы, когда-то такие непорочные и чистые, всё ещё гордо носят узор в голубую клетку. На её тонкой обложке светло-изумрудного цвета красуется моё имя, мой класс и Она... Выведенное твёрдым маминым почерком, одно Её имя вгоняет меня в ужас. Я боюсь Её, ненавижу Её и никак не могу возразить Ей... Я виню бедняжку-тетрадь, которая заставляет меня писать то, что угодно Ей. Как много, как много осталось ещё задач и примеров – Её свирепых, злых и чёрствых детей. Они нападают на меня, они топчут меня, грозятся и смеются надо мной. Мне с ними не совладать... Они кричат мне: «Признайся в своей никчёмности, признайся в своей глупости, признайся!». И я признаюсь... Я бессильна, я загнана в угол. «Неверно», ещё одно «неверно» и ещё, и ещё! Липкий страх приклеивает мою руку к гладкой столешнице.
– Ну напиши ответ! Я же вижу, ты всё поняла! – не сдаётся мама.
А я не могу...
Первый класс, второй, третий и так одиннадцать лет под Её строгим взором. Затем институт и там снова Она. Она никогда, никогда не отпустит, я это уже почти осознала. Потом, когда я стану старше, я перестану замирать перед ней, как кролик перед удавом. Я одержу над ней победу, и не одну. Ну а пока в моём детском разуме бегущей строкой рябит и слепит: ...Я боюсь тебя, Математика!..

Проголосовали