в эпоху тишины
Играя в дурака — обманывай меня, обматывай меня смешными пустяками...
Повадку февраля пытаясь перенять,
молчишь,
молчишь,
молчишь —
а время истекает.
Уходят во вчера записки и звонки,
закаты и дожди,
невоскрешённость знаков.
Песчинки из часов — пронзительно-звонки́ —
роняет новый день, не выучившись плакать.
Безмолвенны утра́, когда оцепенеть
так просто у стекла, на матовое глядя:
оттенки белизны — иного цвета нет —
в размытых рубежах неповреждённой глади
нашёптывают лень.
Повинна ли зима
в отсутствии строки, в несобранности фразы?
И канул новый стих в измятости бумаг,
и умер монолог, что так и не был сказан.
И с верхних этажей провалы площадей,
овраги тупиков, каньоны узких улиц —
за снежной органзой укрытое «нигде» —
ни живы, ни мертвы;
ни будут, ни мину́ли.
Просыпала метель на обнажённый лист
крупицы — прорастать, слагая слово «рядом».
Тенёта тонких жил беззвучия рвались…
А город
провожал
эпоху
снегопада.
