Эра Эры
Эра Феликсовна смотрит в окно своего векового дома.
Она не помнит ничего, склероз – это хуже, чем кома:
«В коме никто случайно не кипятит пустой чайник», –
говорит её дочь по телефону знакомым,
трамбуя дерматиновый чемодан.
Потом курит, нервно ходит по заснеженному балкону,
бубня: «Да пошло всё к собачьим чертям,
почему все умыли руки, а я должна это делать –
мать отправлять в дом престарелых?»
Эра Феликсовна и впрямь ничего не помнит,
ну, разве что количество комнат
в этой старой квартире…
А ещё, когда дочери было года четыре,
той ошибочно поставили диагноз саркома,
и это был сущий ужас…
Обошлось, но недавно было ещё хуже,
когда в её комнате заболел какой-то дед,
его выносили к «скорой», завернув в полосатый плед,
по дождю его хоронили и говорили:
«Иди, попрощайся, это твой муж…»
А она смотрела и думала, что за чушь?
Её муж молодой и красивый,
а этот плешивый, сивый,
и нос у него, как переспевшая слива…
И надменно ушла, хлопнув дверью,
потому что всегда была верна своему Валере…
«Ладно, мам, – вздыхает дочь, – потерпи хотя бы до мая,
закончится семестр, я, может быть, уволюсь из универа.
Прости…»
И Эра Феликсовна, ничего не помня, но понимая,
что, кажется, заканчивается ее эра,
выпрямив спину, идёт к такси…
Бросает под ноги бусинки из любимого ожерелья,
чтобы найти дорогу назад,
не зная, что их сейчас заметёт метелью.
Опять, чёрт возьми, снегопад…
