Как на зе́леном лугу близ берёзовой рощи жила-была ромашка, медова серёдка, бе́лы лепестки. Росла ромашка, красну солнышку радовалась, на серебряну луну любовалась, росы-дождики пила, с ветрами беседы водила. А ромашкины лепестки вкруг серёдки рядышком сидели, да вот только согласия промеж ними не было.

Те лепестки, которы нетки прозывались, всё спорили с братьями, которы датки. И денно и нощно свары меж ними горели-полыхали. Только датки на заре скажут, мол, дааа, добрый день настал, утро росисто, ветерок свеж, облака белы́ – как нетки и перечут: нееет, роса мокра, ветер студён, зной силён, тучи темны́.

Только красна девица к ромашке придёт, тронет лепесток-датку с вопросом тайным девичьим, датка ей и ответит, мол, любит, любит тебя молодец. А нетка тут как тут, вперекор шепчет – нет, не любит парень, да и нету совсем никакой любви на этом свете.

Датки говорят, что свет белый, нетки кричат, что темень кругом. Датки клонят вправо, нетки влево. Датки прямо, нетки вкось.

Устала ромашка от лепестковых раздоров, к солнышку повернулась, взмолилась: рассуди ты, я́сно Коло, детей моих неразумных, чья правда.

Улыбнулось Солнышко, тёплыми лучами ромашку погладило и молвило: "От зари до зари всему без разбору дарю я свет. Мир один, всё в нём едино – стынь и жар, высь и глубь, право и лево, да и нет. Свет видать, когда тень рядом.

Какова бы ты была, коли половину наряда сбросила? Скудна да убога.

Цветут, когда да и нет в одном уживаются".

Услыхали лепестки речи такие, притихли. Задумались. А до чего додумались, неведомо.

А пойди-ка солнечным утром на луг ромашковый. Может, чего и шепнёт тебе ромашка, медова серёдка, белы лепестки.