Я давно не жив, но ещё не мертв. В голове застрял междусмертный рёв. Под закрытым веком – кровавый ком, над открытым – мой предпоследний дом. Между пальцев плавится чернота. Я ногтями в кожу – но боль не та. Я зубами в губы до раны – пусть.

 

/ Как же я хочу ощутить укус /

 

В тёмном небе скалится хитрый Бог. Я хотел к нему – но взлететь не смог. Я тянулся сердцем, умом, душой. Он смеётся: «Поздно ко мне пришёл». Напрягаю целый последний глаз – там бегут картинки про первый раз – про любовь, и страсть, и надрывный вой.

 

Я взываю: «Господи, я весь твой!»

 

/ Только тело держит меня внутри – проживает тот же тягучий трип /

 

Терпкий запах гнили щекочет нос. Прошлый опыт в память корнями врос – искажённый образ чужой беды – переулки, подполы и мосты, чёткость бритвы, крики пугливых жертв – молодых ублюдков и глупых стерв.

 

/ Чёрт возьми, а было неплохо ведь /

 

Только всё равно я хочу взлететь. «Был всегда тобою одним храним – Бог, не ты ли сделал меня таким? Эта жажда – мощная, как стояк – но проходит быстро – ты знаешь, как».

 

Тихий голос снизу – из-под земли.

 

«Никогда, ты слышишь, я не был с Ним!»

 

Бог считает весь этот сюр смешным – может быть, я в чём-то согласен с ним. Я поверил в то, что Инферно есть.

 

«Но тогда оставь меня просто здесь. Я засну в проклятом гробу навек. Буду слушать твой равнодушный смех. И, возможно, позже – в конце концов Ты себя признаешь моим Отцом».