Утро. Дети кормлены. Поены чаем с печеньками, и пора бы им на прогулку. Лето! Август.

Самое время запастись солнышком.

Старший уже сбежал во двор, а младшенький — домосед, медляк, сидит и по глоточку неспешно допивает чай.

Я мою посуду. Поругиваю его по-доброму, дескать, засиделся...

А в ответ — тишина. Потом прислушалась, шепчет что-то.

Поворачиваю голову и... Картина маслом:

Сын стоит, положив правую ладонь на грудь, левой крестит меня и приговаривает тихонечко:

- Бог с тобою, Христос с тобою, Господь с тобою и Суся с ними.

- Что? И Суся? Какая Суся? С кем это "с ними", Артём?

Сын:

- Мама, запомни, если человеку трудно, он должен молить о помощи. И помощь придёт. Мне бабушка рассказывала. – Если где-то случается беда, туда сразу выдвигается отряд. Первым идёт Бог. За ним - Христос. За ним - Господь. И Суся с ними. Обязательно. Всегда. Без Суси - не считается. Запомни!

 

Слова мои закончились, не начавшись, а в памяти всплыла картинка из детства, когда бабушка моя Анна Никитична (светлая память ей), стаскивая меня с забора, где я благополучно нанизалась на ржавый гвоздь ногой, или, выдёргивая серп, встрявший в мою лодыжку, причитала:

- Господи И(и)Суси, Матерь Божия, Царица Небесная, спаси и сохрани... На долгие годы... Это не девчонка, это ж пацан.

И усердно крестилась.

Потом прижимала меня к себе и целовала в головушку...

Так часто говаривала потом и моя мамочка (Царствие небесное и вечная память), бабушка Артёма.

Вот оно откуда.

 

Суся была зачислена в мобильный медицинский отряд навечно.

И когда я спрашивала у коллег, как прошло дежурство и есть ли жертвы, мне с улыбкой отвечали:

- Всё штатно. Суся с нами.

И с ними. Со всеми...

 

Часть II

Про Аминя

 

Картинки из детства... Как они до́роги! Оставляя след в нашей жизни, они тихонечко живут в сердце. Их хранит память, и в самые сложные моменты я обращаюсь к ним за помощью.

Помню. Люблю.

Далекое детство. Мне пять годочков.

Лето. Жаркий день. На небе ни облачка. Земля раскалилась. Босыми ногами не устоишь. Мы, детвора, стайкой собрались у колонки — льём холодную воду на голову, брызги летят, мы смеёмся. Мокрые и счастливые...

Этот день сменился душным вечером.

На смену вечеру пришла жуткая ночь, которая запомнилась мне навсегда.

... Я засыпала в полной тишине. В окно смотрела добрая улыбчивая луна. Акация качала ветками, убаюкивая.

Разбудил меня страшный грохот и звон разбитого стекла. Жуткая картина предстала передо мной: в разбитые окна ломится сошедший с ума ветер. Он горстями бросает град! А по небу прыгают лунные мячи, от них постоянно отделяются молнии, акация не находит себе места, стонет и гнётся до земли.

Мамка стоит на коленях посреди горницы и молится. Свет от лампады падает на стену и дрожит... Мне не страшно. Мамка рядом, значит, беды не будет. Шум ливня и ветра заглушает её слова, но я умею читать по губам и мыслям. Она молится о спасении моём.

Потом замолкает, поднимается с колен, подходит ко мне. Обнимает и шепчет мне страшные слова:

- Дочечка, утром выйди к людям. Скажи, что больше нет меня на свете. Приедет брат. Вот узелок — там пряничек, хлебушек и кусочек сала.

Меня одолел ужас. Я кожей ощутила неведомое мне ранее чувство. Горе горькое. Я плакала.

А мамка смотрела на Образа́ и крестилась:

- Господи, сохрани чадо моё под покровом Твоим Святым от летящей пули, стрелы, ножа, меча, яда, огня, потопа.

 

Я задумалась и поняла, что наступил всеобщий потоп всего и всех. Мне бабушка рассказывала. Я помню.

Мамке хорошо, она умеет молиться. А я не умею! Что мне делать? Бабушка моя теперь живёт на небе. Она не успела научить меня молиться.

И вдруг я вспомнила Великого Аминя. Я его никогда не видела. И даже не могла его представить. Но я помню, как бабушка приговаривала:

- ...ныне и присно и во веки веков аминь.

 

Значит, он — Великий! Потому что навсегда, на "вовеки веков!"

Я сложила ладошки лодочкой, поднесла их к лицу и, закрыв глазёнки, прошептала:

- Аминь, прошу, приди ко мне на помощь. Ты сильный, добрый, ты всё можешь. Спаси от смерти мамочку мою. Я только об одном тебя молю.

 

Я повторяла эту свою детскую молитву много-много раз! Не знаю сколько, я только недавно заговорила и ещё не успела научиться считать. Я же немая родилась.

Мама меня называла "бедной девочкой" и плакала, а бабушка грозила ей пальчиком и строго настрого запрещала так меня называть.

- Нюрочка! Ну зачем ты так на девочку! Не бедная она! Не бедная. А что не говорит, так рано ей, значит. Зато понимает всё. Придут и к ней слова. Не торопите только.

Я вспомнила и улыбнулась.

В комнате стало светло, тихо и очень спокойно. Лампада горела ярко, огонёк от неё больше не прыгал на стену. За круглым столом сидела бабушка Анна Никитична и незнакомый мне человек в белом одеянии с добрыми глазами, весь седой, но очень красивый. Я запомнила длинные тонкие пальцы, которыми он развязал узелок, тот самый, что мне собрала мамочка. Тихим спокойным голосом он сказал мне:

- Не бойся, девочка, узелок тебе не пригодится. А хлебушек утром скорми с ладошки птицам.

 

Глаза мои закрывались. А мне так хотелось насмотреться на бабушку. Она такая красивая была в эту ночь, и даже помолодевшая, вроде. Я её такой раньше не видела. Или видела и забыла. Не помню... Ресницы тяжелели, смыкались. Я засыпала.

Утром к столу меня будила мама. И не было на всём белом свете человека счастливее меня.

 

Страшная ночь миновала.

Потоп не состоялся, хоть и натворил много бед. Соседи обнимали нас с мамкой и радовались. И мы их обнимали. Дядя Ваня был плотником. Он вставил всем хатам на нашей улице новые стёкла в окна. Хаты стали зрячими. Они смотрели своими новыми глазами на солнышко, потом на луну, потом на акацию. Жизнь продолжалась!

Я навсегда запомнила свою детскую молитву.

Спасибо тебе, бабушка! За то, что ты научила меня говорить. И за Великого Аминя — кланяюсь.

Он мне частенько помогает с той поры.

 

Моим незабвенным Анне Никитичне и Анне Ульяновне посвящаю эти строки.

С любовью и благодарностью.