Ночь роения бабочек
Прошел я сто морей, три бурных океана
И, кажется, в душе ракушками оброс.
А старость – вот она, негадана-нежданна,
и в зеркало гляжусь, свободный альбатрос.
Читаю я на лбу и на щеках обвислых
как надпись на клише, чеканку на ноже,
что жизнь имела смысл во всех известных смыслах.
И поимеет впредь, идя к концу уже…
Гульнув и сбросив дурь в тупой дворовой драке,
я возвращался в порт, на старый ржавый Дон.
Ты вышла их теней, как королева мрака,
и мир ушел к чертям, был проклят и спасен.
История любви. Банальней нет историй.
В кладовке, на тюках рабочего шмотья
метало нас с тобой. Так легкий шторм на море
качает и кружѝт в волнах за молом ял.
Как бабочек рои вокруг метались тени.
Дыханье, стон и всхлип. И были чуть видны
то темный шелк волос, то белые колени
то кровь… моя-твоя, как тушь в лучах луны.
Пусть не звучало слов. Казалось на мгновенье:
рождается во тьме под стоны вразнобой
не только страсть. Еще, - как будто единенье
двух одиноких душ в борьбе с самой судьбой.
И я сбежал, как трус. Порвалась паутина.
Уже кончалась ночь и растворялась тьма.
А утром мы ушли. Не будет ждать путина.
Потом… Пусть жизнь длинна, зато полна дерьма.
Моряк, - как альбатрос: свободы вдохновенье.
Но все же, иногда сквозь искры у костра,
бывает, вижу вновь тех бабочек роенья,
те тени, блики тел… и плачу до утра.
