— Кикимора-а-а!.. — взвизгнула глупая баба и, уронив лукошко с ягодами, не разбирая дороги, бросилась наутёк.

 

— Василиса я… — вслед той тихо прошептала девочка, но истошные крики заглушили её слова. Только и был слышен чавкающий всплеск болотной жижи под ногами удирающей в ужасе селянки.

 

Одинокая слезинка скатилась вниз из широко распахнутых глаз и, соскользнув по щеке, упала наземь. Девочка обречённо пожала плечами, глубоко вздохнула и наклонилась за лукошком: кушать-то страсть как хотелось — который день не емши.

 

Как она оказалась одна-одинёшенька на краю непролазной топи, стёрлось из памяти. Последнее, что запомнилось — тёмная горница, зловещие тени на стенах от нещадно коптящих восковых свечей, спёртый запах затхлости, заплаканное лицо матери и зловещие слова:

 

«Не твоя она, не твоя!.. Дитяти, зачатому от Огненного Змея, не место среди людей! Проклятье на ней! Напои под вечер сонным взваром, отнеси в лес дремучий и сбрось в болото. Примет дар — хорошо, а не примет, сама в топь войдёшь!»

 

Только не подчинилась несчастная колдунье. Оставила дочурку у трясины да исчезла в темноте.

 

Проснулась Василиса ранним утром от громкого лягушачьего кваканья под ухом и невыносимой жажды. Живой воды поблизости не оказалось, пришлось зачерпнуть из лужицы.

 

«Не пей мёртвой водицы, — раздался издалека разъярённый ведьмин голос. — Не пей!..»

 

Но кто-то невидимый заставил девочку глотнуть, а после заурчал одобрительно:

 

— Есть кто рядом? — с надеждой спросила Василиса, ответом была тишина… Так началась новая жизнь маленькой отшельницы.

 

После того глотка она научилась слышать и понимать язык окружения: не вздрагивала от каждого всплеска или еле слышного шороха.

 

Кочки, на которых укладывалась на ночлег, скорейшим образом обрастали самым мягким мхом, вода рассасывалась, земля нагревалась, и спать на таком пушистом ковре было удобно.

 

Если голод наступал, откуда ни возьмись появлялись ягоды, крупные, сочные, а если ж попить хотелось, в свернутых в кулёчек листьях оказывалась вкусная роса.

 

Ни один комар, ни одна пиявка не испробовали её кровушки, хоть и водились здесь во множестве.

 

Нежная кожа уже отсвечивала зелёным, светлые волосы отросли и скрывали нагое тело: платьице же поизносилось.

 

Разглядывая изменившуюся себя в отражении мутноватой глади, тихо вздыхала: «Кикимора и есть…»

 

В царство топей заходили редкие путники: кто по незнанию, а кто и по зову гиблого места. Вначале Василиса пробовала заговорить с людьми, но стоило только выйти к ним, как те сразу же сбегали в ужасе.

 

А ей всего-то нужно было лишь перемолвиться коротким словечком. Расспросить дорогу обратно домой. После неутешительных попыток сблизиться с людьми, Василиса бросила эту затею и смирилась со своей участью. Дни незаметно пролетели, маленькая девочка выросла…

 

Её всё сильнее тянуло вырваться за пределы топи. Только далеко отойти не удавалось, болото сразу же призывало назад. А если не прислушивалась, то тянуло обратно незримыми путами. Не наносило вреда, нет, но и не отпускало.

 

Василиса сильно огорчалась. Болото же будто чувствовало настроение девицы и старалось сгладить вину: то хор лягушачий устроит, то птичку какую заманит заливисто спеть. Бывало ещё из ниоткуда выскакивали бледно-голубые огоньки. Кружились вокруг неё, собираясь в разные замысловатые узоры, сбивались в огромный мерцающий шар, чтобы в миг распасться на множество мелких.

 

Иногда какой-нибудь огонёк разрастался, и девушка могла увидеть в нём картинку чьей-то жизни. Это были или битва славного воина со всякими чудищами, или чья-то неудачная прогулка по косогору, или же охота на зверя свирепого.

 

Она понимала, что этих людей давно уж нет среди живых. Но не боялась, жалела. Радовалась, что сама цела.

 

С наступлением очередного лета Василиса начала ощущать чей-то пристальный взгляд. Тогда же появились разные угощения: грибочки крепкие, ягодки сладкие, фрукты дикие, вкусные и… цветочки яркие, благоухающие.

 

Были ещё украшения из золота и серебра. У матери была полная шкатулка таких: любила примерять на себя серьги и бусы, как только оставалась сама по себе. Воспоминания быстро отгоняла прочь, прошлого уж не вернуть…

 

На вопрос Василисы от кого дары, болото только неопределённо булькало и хлюпало. Особенно ей приглянулся гребешок, разукрашенный жемчугом. Теперь она несколько раз на дню расчёсывала свои волнистые волосы и заплетала в причудливые косы…

 

***

 

В одно на редкость солнечное утро Василиса увидела его — благодетеля. Яркие лучи плавно скользили по кочкам, лаская и дразня квакушек, запутывались в камышах, и разбегались в стороны.

 

Василиса завороженно наблюдала за одним, пока тот не раздвоился и исчез в воздухе, сменившись смешливым взглядом карих глаз.

 

Перед ней стоял молодой человек. Статный, в домотканой одёже, в сыромятных сапогах. Затаив дыхание, незнакомец внимательно следил за Василисой и, убедившись, что не напугал, улыбнулся. А неискушённое девичье сердечко затрепетало в груди.

 

Василиса зарделась вся. Её впервые рассматривали с нескрываемым обожанием.

 

— Наконец-то ты меня увидела, красна-девица, — произнёс незнакомец и сделал шаг навстречу.

 

Василиса на всякий случай отошла к потаённой тропе, стрельнув взглядом по себе: не видна ль нагота ладного тела. Но длинные волосы надёжно скрывали тонкий стан.

 

— Не уходи, пожалуйста, — попросил незнакомец, — я не причиню тебе вреда… У нас с Багником уговор, как только я стану для тебя видимым, заберу с собой. Нареченная ты моя, с детства мне обещана.

 

Василиса слушала и не верила ушам своим.

 

— А Багник кто? — решилась спросить она.

 

— Царь топи. Неужто старый самодур ни разу не показался? — искренне удивился мужчина.

 

Василиса отрицательно замотала головой.

 

— Это почему же я старый, — возмущённо заговорило болото, и из воды показалось нечто: высунуло наружу только грязную голову с крупными чертами лица, взлохмаченной бородой и опухшими веками под кустистыми бровями. На макушке красовалось желеобразное подобие короны из водорослей, которое то растекалось по длинным космам, достигая плеч, то собиралось в единое целое. — Самый расцвет сил.

 

Василиса от неожиданности отбежала теперь к незнакомцу и спряталась за его широкой спиной.

 

— Гляди, признала всё-таки, — отфыркиваясь, довольно крякнул водяной. — Отвык я от речи. Да и пугать видом своим опасался. Василиса, знакомься — Леший. И уговор есть, не врёт нечистый.

 

— На себя посмотри, — ввернул молодец.

 

Но Багник, пропустив слова мимо ушей, продолжил:

 

— Вышло время твоего пребывания в моем царстве. Дальше жить тебе по соседству. Всё, забирай свою невесту и уходите. Нечего покой мой нарушать, — пробубнил и снова засел на дно. Только круги и пошли.

 

«Не бойся, Василисушка, ступай. Не держи зла. Всё, что было в моих силах, сделал».

 

Леший обернулся к Василисе и медленно протянул ей руку.

 

— Пойдём?! К нам домой? Я такую избу крепкую срубил. Хватит одной маяться.

 

Василиса осторожно дотронулась до чужой тёплой ладони и кивнула в знак согласия.

 

— Слышь, ждём на свадьбу. Отговорки не принимаются, — не оборачиваясь крикнул Леший. Болото неопределенно загудело в ответ…

 

Сразу после их ухода наступила звенящая тишина, небо потемнело: солнце перекрыла огромная тень. Огненный Змей, а это был именно он, удостоверившись, что молодые ушли, мягко приземлился у трясины. На поверхности вновь появился водяной:

 

— Прилетел.

 

— Прилетел, — подтвердил Огненный.

 

— Принёс обещанное?

 

— Принёс, — Змей передал свёрнутый в трубочку кусок кожи, — долг платежом красен. Спасибо, что сберёг малышку и не сгубил.

 

— Да ладно тебе. Не чужие вроде. Самому надоели козни склочницы. Не угомонится всё. Мстительная карга попалась… А дочку твою я полюбил, как свою собственную. Кабы не уговор с Лешим, у себя бы оставил, да семья девке нужней…

 

— Кто ж мог подумать, что беззубая зло затаит, на дитятке отыграется. — Шкурка-то моя тебе зачем? Расскажешь?

 

— Зачем, зачем, какие все любопытные, — недовольно пробубнил Багник. — Может, к Русалке свататься хочу, нравится она мне. А редкой красоты шкурку в подарок…

 

Змей громко расхохотался и, блеснув напоследок обновлённой чешуей, взлетел в поднебесную синь.

 

— Удачи-и-и, Багни-и-ик!..

 

Высоко в горах его ждала любимая, надобно её успокоить и рассказать, в какую красавицу превратилась их дочь.

Вся в мать…

 

***

 

А в покосившейся избе злобная ведьма в ярости крушила всё, что попадалось под руку. Не сработало проклятие, обманули её, провели вокруг пальца. И кто?! Багник! Пугало водянистое!..