Мой класс! Старенькие парты, коричневая доска. Десятый «А». Вон Игорь Анисимов. Рыжий, но какой красивый! Целовались с ним после выпускного. Умер недавно. На его похоронах встреча выпускников получилась, многие пришли.

Акимов Вовка за последней партой сидит. Огромный детина и очень добрый. Разбился на машине десять лет назад.

Виталий Петров! Хулиган и двоечник, портфель мне до дома носил в первом классе. В седьмом классе влюбился в нашу Марину навсегда. После школы они поженились, родили кого-то, развелись, а потом он стал бомжом…. Встретились как-то в городе – не узнал. Или сделал вид, что не узнал. Неужели тоже умер?

Долматов Витя! Нет, тогда это не десятый, а восьмой «А». Витька ушёл первым. После восьмого класса поступил в медицинское училище, и там, на выпускном у него сердце остановилось.

Ещё какие-то тени-люди вдоль стен. Все молчат и почти не двигаются. Тяжко и тихо. Странный туманный полумрак. Воздух, как кисель, никак не вдыхается, не проталкивается в лёгкие.

Окна закрыты. Да, почему закрыты окна? Ах, как душно! Голова кружится. Где дверь? Должна быть вон там справа от доски.

Из последних сил толкаю пятьдесят раз крашеное полотно и вываливаюсь в коридор. Длинный-длинный, конца не видно, но точно наш, школьный. Справа много таких же одинаковых дверей, слева тёмные окна. И вдруг, голос!

– Танечка, не оборачивайся и не разговаривай со мной. Молчи и иди вперёд. Уходи отсюда. Уходи отсюда. Уходи отсюда. Быстрее! Быстрее! Быстрее! – папа! Мой папочка!

И слова, как эхо отскакивают от стен и повторяются, повторяются…. Я не только узнаю его голос, я чувствую, знаю, что это он.

 

Я понимаю, помню, что папа умер три года назад. Врачи делали всё, но сердце не «завелось». Я его тёплую руку тогда в палате взяла, а он мою ладонь сжимает. Врачам кричу: «Он жив! Сделайте же что-нибудь!»

Так бывает. Сердце уже не стучит, а мозг ещё работает. Примерно десять минут. Так и было. Папа тогда ещё думал, чувствовал, но уже не жил. Или жил? Когда человек умирает? Когда он перестает чувствовать, или когда останавливается сердце?

А потом я его везла домой на заднем сидении машины. Муж за рулём, а у меня на коленях мой папа еще мягкий и… ну живой же!

Я всё это знаю, помню, но вот же, за спиной! Он! Ужасно хочется обернуться, прижаться к нему, обнять, сказать, что я его очень-очень люблю. Потому что не успела этого сделать раньше, когда он был жив.

Идём по коридору. Я впереди, папа сзади. Навстречу какие-то незнакомые люди. Они смотрят не на меня, а на папу. Я вижу их удивлённые лица, и мне очень хочется тоже посмотреть на него. Ну почему нельзя?! Я так соскучилась!

– Руки береги. Больше так не делай.

И я понимаю, о чём он говорит. У моего любимого болят ноги. Я делала ему вечером массаж.

Вышла куда-то в толпу, в музыку, в яркий свет. Посмотрела на руки – все ладони утыканы стеклянными осколками, как инеем ветки деревьев зимой. Вытаскиваю. Больно. Обернулась, а папы уже нет.

Утром проснулась, собрала все свои вещи и уехала домой. Так закончилась последняя моя попытка стать счастливой женой. Папа плохого не посоветует.