Обнимает, сгустившись, тьма в промёрзшем насквозь сарае, пропитавшийся нечистотами. Тело колотит озноб: тряпки, надетые вместо формы, не спасают — будто голый. Ещё не понимаю, я тут один пленник или нет.

 

За наглухо запертыми дверями, немного вдалеке, слышится шум: пьяные песни и крики на тарабарском языке. Сквозь стучащие зубы шепчу: «Только сражение…»

 

Снаружи точно стоит часовой, трезвёхонький, как стёклышко.

 

«От холода загнусь, не дожив до утра…»

 

Внезапно сзади шорох и шёпот: «Бежим! Надо бежать!»

 

Сердце уходит в пятки, при этом бешено колотится в висках. Оглядываюсь: мужчина в светлой одежде, которая выделяется на фоне кромешной тьмы.

 

— Ты тоже попал в плен? — шепчу ему, отмечая, что радуюсь, услышав родной язык.

 

— Возможно, — опять загадочный шёпот. — Это неважно. Похоже, часовой отошёл по нужде…

 

— Откуда знаешь? — губы дрожат, но в теле появились силы встать.

 

— Чувствуешь… под тобой?..

 

— Что?.. — недоумеваю, но ощущаю под кучей прелого сена что-то твёрдое.

 

Откидываю заскорузлый пласт полугнилой подстилки, и рука нащупывает квадратный предмет. Через несколько секунд доходит — это лестница.

 

— На крыше есть отверстие. Узкое, но и мы не толстяки, — незнакомец показывает вверх.

 

Глаза уже привыкли к темноте, кое-что можно различить. Сверху пробивается луч лунного света.

 

***

 

Отверстие оказалось и вправду ужасно узким, но худое тело всё-таки втиснулось в него, чему способствовало острое желание сбежать. Ободрал кожу на груди и плечах, но что стоят эти саднящие пустяки с перспективой попасть под пытки.

 

Сарай был низким, а сугробы — наоборот напоминали пушистую перину. Потому прыжок оказался мягким. Хотел подсобить незнакомцу, а тот уже стоял рядом.

 

— Бежим, — торопил он.

 

И мы бежали. Сквозь холод, который, кажется, забрался в самую душу, проник в кости и медленно начал вливаться в кровь. Но хотелось жить.

 

Сколько бежали, не знаю. Темно, под ногами хрустел снег. Хорошо, что с меня не сняли ботинки, иначе ноги давно бы отпали. Дорогу преградил лес, но там стало неожиданно теплее. Присутствие деревьев, хоть и голых, внушало мнимое чувство защиты. Незнакомец всё время был впереди, мелькая белыми одеждами, толком так и не получалось его разглядеть. Только слова, словно заклинание: «Бежим! Быстрее!»

 

И я бежал. Не думая ни о чём, кроме свободы. В тот момент не интересовало: ни куда, ни чем это может закончиться. Было безразлично, что я в чужой стране, не знаю местности, понятия не имею, где наша ближайшая застава.

 

***

 

— Бежим! — гонит странный голос впереди.

 

И вдруг к нему примешивается тарабарская речь далеко сзади, слышатся выстрелы.

 

— Быстрее!

 

***

 

Лес неожиданно закончился обрывом — во тьме невозможно определить. На полном ходу я, не издав ни звука, полетел вниз.

 

«Ну всё… по-иному костлявая достала!..»

 

Вдруг падение прекратилось так же резко, как и началось. По ощущениям — будто застрял в ветвях дерева.

 

Вверху послышались громкие окрики, злые, отрывистые, недовольные. Похоже, враги о чём-то спорили и ругались. Затем раздались выстрелы. Автоматная очередь расстреляла ночь, в которой Луна то появлялась, то пряталась за пеленой облаков.

 

Через несколько минут всё стихло, а звуки начали отдаляться. Я висел в ветвях дерева ни жив, ни мёртв. Кажется, даже дыхание остановилось.

 

Когда воцарилась полная тишина, я подумал, что новый знакомец не такой везучий и уже свернул шею на дне обрыва. Жаль. Ведь он так помог…

 

***

 

— Держись!

 

Я вздрагиваю и гляжу вверх. Оказывается, упал-то не так и далеко, но с обрыва, не наклонившись, ни за что не увидеть. Знакомец тянет руку.

 

— Давай!

 

Я крайне удивлён, но сейчас некогда раздумывать и говорить. Стараюсь дотянуться к нему. В этот момент Луна опять появляется из-за туч, осветив протянутую кисть. Взору предстаёт ладонь, зияющая сквозным ранением, с неё капают редкие капли крови.

 

— Ну!

 

— У тебя же сквозное… Болит… наверное… 

 

Знакомец лишь мягко улыбается:

 

— Не волнуйся, давно не болит. Вот уже как две тысячи лет…