Город не зря называют Вечным. В этих проулках не властны годы. Он ворожит, веселит и лечит, тень его славы – на Риме гордом.

Город не знает тюрьмы и кладбищ, гостю там, будто родному, рады. Ночью ли, днем – ты его узнаешь по мостовым цвета летних радуг. Воздух там слаще хмельного пунша, к звездам взлетают фонтанов нити... Он каждым камнем врастает в души всех, кто когда-то его увидел.

 

Он не касался земли с рожденья, путь его вольно струится в небе. Глянешь чуть пристальней – он исчезнет, словно мираж, колдовская небыль. Может быть, в брызгах соленой пены, в хмари рассветной, в лучах заката ты замечал из тумана стены, флаги на башнях его крылатых.

Да, ты не верил, отбросив мудро мысли, что стало темно и душно. Может, он снился тебе под утро, плавясь на мокрой от слез подушке. Ты не сдавался, твердил: «Болею, ваш город в небе – такое детство...» – и с каждый днем становился злее, втайне увидеть его надеясь. Сил одолжив у тоски с азартом, взвился бы к солнцу, свернул бы горы – если бы кто-то подкинул карту, где же искать этот чертов морок.

 

Ты забывал его, и однажды быль стала сказкой, а сказка – ложью. Памятью смутной о чем-то важном, лучшем, что в жизни случиться может. Стены развеялись белым дымом, лица осыпались горстью смальты; стало звенящее счастьем имя мелом, размазанным по асфальту.

Явь потеряла и вкус, и запах. Все мирозданье до дна прогоркло. Может, молитва тебя спасла бы, но вместо слов – волчий вой из горла. Вместо родства – паутина фальши, ночь беспросветная вместо полдня...

Если б увидеть его, как раньше! Если бы как-нибудь имя вспомнить...

 

Лишь через годы, устав быть битой в яростном споре души и мозга, память вернет россыпь звезд на плитах и фонарей разноцветных грозди, ломаный ряд флюгеров на крышах, росчерки чаек в лазурно-синем...

Ты позовешь – и тебя услышат.

Вечности впору любое имя.