Она никогда не чувствовала себя такой счастливой.

 

Смеясь, приплясывала в рыженьких сапожках, топала по лужам как ребенок, подставляла лицо под мелкий дождик, сеявший с неба, и ничего не боялась. И правда – чего бояться, ведь жизнь продолжается!

Вспомнила, как в прошлом году хирела, слабела, шаталась от пронизывающего ветра, приседала на старые мшистые кочки и покрытые лишайниками коряги в лесу, отлеживалась как бомж на мокрых, холодных скамейках в старом парке, под деревьями, на которых не осталось ни листочка.

Завидовала людям, которые шли под нарядными, с модными принтами зонтиками, в разноцветных куртках и плащах, обнимались или переглядывались, прижимались друг к другу и блаженно улыбались, словно не один и тот же дождь падал с неба на них и на нее.

 

А потом пришел отец и прогнал ее домой. Под пожухлую листву, под высохший бурелом, под покрытую тонким налетом инея землю. Сам-то он потеплей одет, в белой шубе да мохнатой, сверкающей от новеньких снежинок шапке, валенках, доставшихся еще от прадеда. А ее, слабую, простуженную, несчастную, не пожалел. Даже ветхой дерюжки не бросил, все равно твое время прошло, сказал.

 

И вот теперь она стала сильней. Уже не плачет от обид и боли, не льет слез. Прекрасное лицо в капельках, но это же дождь. Выцвели веснушки без солнца, потемнели прежде рыжие волосы, обнажились острые скулы, но все так же, как сентябрьское небо, синеют глаза! Непокорные глаза, неутомимые ноги, хлопотливые руки. Надо все богатство прибрать, ссыпать в закрома, спустить в погреба, завалить землей да листвой, чтобы отец суровым своим дыханием не опалил. Не пустил по ветру ее труды да старания.

 

Младшую сестренку, горячую да порывистую, вспомнила. Как плескалась та в речке, подбирала камушки для ожерелья, смешно прищуривая один глаз, смотрела на солнышко сквозь сердолики да агаты. И правда, простые речные камушки казались драгоценными в ее милых загорелых ручках. И потрудилась сестренка тоже на славу – вырастила хлебы тучные, прибрала луга заливные, ссыпала в лукошки детям грибы да ягоды, разогнула усталые спины стариков - пусть погреются на солнышке.

 

Да разве не оценит отец всего этого? Разве не разомкнет суровых седых бровей, не посмотрит ласково на дочек? Ведь для того, чтобы он могуч да спокоен был, они обе так старались.

 

Нет, видно, не думает он о них, другое заботит отца. Приглянулась прошлый год ему одна зеленоглазая. Ветреная, порывистая, но такая славная, озорная! То рассмеется звонко так, будто ручей дорожку среди подтаявшего снега прокладывает, то зашуршит юбкой шелковой как будто сосульки, дружной гурьбой сыплются с крыши в теплый мартовский день, то пробежит мимо, слегка касаясь щеки легким покрывалом. Приголубит да поддразнит, улыбнется да ускользнет как солнечный зайчик. Вот о ком мечтает старый.

 

Но не верится ей, этой милой плясунье в рыжих сапожках, что все будет, как и в прошлый раз. Не верится. А может, так и надо? Не думать о грустном, неизбежном, страшном и леденящем кровь.

Смеяться. Трудиться. Жить.