Юмореска (быль)

 

Есть особая категория людей. В отличие, к примеру, от врачей, бухгалтеров или токарей у них нет постоянного места работы. Сегодня их ждут здесь, завтра там. Постоянная смена обстановки делает их жизнь непредсказуемой. В ней частенько случается что-то непредвиденное, неожиданные сюрпризы подстерегают на каждом шагу!

За долгие годы работы артистом филармонии (а именно об этих людях мой рассказ) я наблюдал немало уморительных сценок с участием коллег, одну из которых и представляю вам, мой добрый читатель.

 

Отдыхающие пансионата N, собравшиеся на концерт, были весьма озадачены, увидев в углу небольшого холла, где должен был проходить концерт, пыльный, словно обросший густой шерстью рояль и лежащую под ним кучу мусора, которую строители оставили после ремонта.

— Безобразие! — возмутились отдыхающие. — И куда только смотрит культорганизатор!

Культорганизатор смотрел в это время по телевизору футбол, а в комнате для переодевания уборщица, замещавшая местного жреца культуры и не посвящённая в таинства его культа, виновато моргала глазами в ответ на негодующие излияния артистов.

Ох уж этот артист! Некоторые считают его не в меру капризным. Он вечно чем-то недоволен, самолюбие его всегда задето, и он готов воспламеняться по каждому пустяку. Его тонкая душа жаждет любви и вдохновения. Мусорная же куча на сцене, согласитесь, это не гроздь душистой сирени, не искрящийся бокал с шампанским и уж, конечно, не дивная ножка возлюбленной! Куча мусора ну никак не вдохновляет.

Но было бы наивно думать, что наш советский артист не от мира сего. В основной своей массе это здоровая и крепкая духом личность! Он твёрдо усвоил, что не относится к той категории граждан, которые не работают, но едят, а потому безотказен всегда и в любых условиях.

Вот и сейчас, решительно цыкнув на своё не в меру разобиженное «Я», артисты всё же вышли к публике. И их невозмутимость мгновенно передалась ей. Самые сообразительные сразу же предположили, что обрамляющие рояль пыль и мусор, быть может, вовсе и не «безобразие», а ни что иное, как элемент декорации, некий сценический образ. Весьма этим заинтригованные, они бурно приветствовали артистов.

Надо отметить, что поднаторевший в искусстве современный зритель, конечно же, знаком с азами режиссуры и знает, что если на сцене есть ружьё, то оно непременно выстрелит. Поэтому все с нетерпением ожидали развязки столь оригинального начала.

И их догадка, что над программой поработал опытный режиссёр, мастер своего дела, профессиональный ас, ещё более укрепилась, когда после выразительного фортепианного вступления, которым начинается ария Ленского, на сцене появилась уборщица с ведром и тряпкой.

— Куда!.. Куда!.. — вспотев от неожиданности, неуверенно заблеял тенор. Уборщица, деловито оттиснув его плечом, стала энергично орудовать тряпкой по крышке рояля.

Зал одобрительно загудел, видя с какой естественность и мастерством актёры вели свои роли.

— Желанный друг, приди, я твой супруг… — хрипел пересохшим горлом тенор.

Никак не отреагировав на его страстный призыв, уборщица оценивающе оглядела обнажившуюся из-под слоя пыли чёрную лакированную поверхность и, удовлетворённо кивнув головой, полезла под рояль.

В зале ахнули, когда стоя на четвереньках и демонстрируя интимные подробности своего туалета, она стала ссыпать мусор в ведро.

Пианистка, судорожно сглотнув слюну, немедленно сфальшивила, вспыхнув румянцем, и нервно засучила ножкой, отыскивая невесть куда ускользнувшую педаль.

Зал замер. Близкий к истерике тенор натужно вёл арию к окончанию.

Расправившись с мусором, уборщица вылезла из-под рояля и с чувством исполненного долга покинула сцену.

— Куда, куда вы удалились? — рыдал тенор, завершая испорченный шедевр.

Зал отреагировал рёвом восторга! Все бурно зааплодировали и принялись обсуждать режиссёрскую находку. По рядам порхало имя Мейерхольда.

Когда овация стихла, на сцену выполз красный, икающий от смеха ведущий. Утирая слёзы, он навзрыд объявил следующий номер программы:

— Композитор Рафаэль, ария Рафаэля из оперы «Рафаэль».

Пианистка от неожиданности выронила ноты и удивлённо округлила глаза.

— Аренский!— зашипела она, — Композитор — Аренский!

Ведущий замер с идиотской улыбкой на лице. По залу пробежал нервный смешок. Тенор застонал и, закатив глаза, рухнул на пол.