Memento mori
Колодцы
Колодцы неба полны золотых ветров,
полны дождей и молитв о давно забытом.
Смотрюсь в колодцы и вижу себя убитым
не год, не век, а назад тому сто веков.
Меня отражают потоки бездонных дней,
здесь сны - что улей - запутанно лабиринтны,
здесь камни улиц уснули, скругливши спины...
Но под когтями живут голоса камней!
Давно забытые дряхлые упыри,
слепые големы, демоны древних костниц -
всего лишь сказки, немые ночные гости!
И я меж ними, считающий ноябри.
И я, шагающий в пражский ночной туман,
цепляю крыльями (или плащом?) вазоны,
пою и сетую на языке клаксонов
и замираю, как каменный истукан.
Уже привычно, что в чешуе - не хвост,
а шишки хмеля на чугуне заборов;
уже привычно, что нрав у меня - не норов,
и вместо пламени - выхлопы папирос.
Но камни вспомнят, как я мостовые жег,
крушил костелы, принцесс похищал из башен!
Пока боялись - я был и могуч, и страшен!
Иссякла вера...
Остался распятый Бог.
Кресты царапают нежную мякоть туч,
бурлят колодцы, и влага молитв сочится.
Я, припадая к лужам, лакаю лица
и фонаря одинокий дрожащий луч.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Анна пишет
"Ну что же ты, Анна, опять засыпаешь в кресле?
Как будто от боли в спине, умерев, воскреснут
слова и улыбки, волшебная трель звонка...
Таблички историй - их глина давно хрупка -
утратили смыслы: всего лишь тире и точки.
И завтра ты снова не вспомнишь, чей это почерк,
и ласково спросишь у зеркала: - Как дела?
Как будто седая старушка всю жизнь ждала,
когда ты предложишь бисквитов и чашку кофе.
Вы вместе пойдете к заветной своей Голгофе,
неся в ридикюлях платочки и желтизну
(кресты вас, конечно же, тяжестью не согнут).
Лишенные памяти, ты и другая Анна,
легко одолеете путь до своей нирваны,
забудете Богово имя и... имена детей -
они будут преданы вечности, пустоте.
Во тьму, как в костер, полетят дорогие строки.
Уснувшие в них добродетели и пороки -
все станет едино, все станет черным-черно.
Ты жизнь отмотаешь на реверсе, как кино,
и снова проснешься в потертом дубовом кресле,
не вспомнишь себя.
Но увидишь вот это если,
старушке седой осторожно махни рукой
и зеркало лживое пледом своим накрой".
