Межсезонье
Так стоишь, покорен и безоружен, в перезвоне медного ковыля,
серебрится нить паутинных кружев, все дороги лета в тебе – пылят,
пересохло горло от жгучей жажды, метеором в августе бы сгореть,
но в иные реки не входят дважды.
Межсезонье,
матерь календарей.
Ты его не любишь, привязан к числам, к городским дорогам нестолбовым,
но всё то, что может еще случиться, вплетено в прощальную песнь травы,
в резкий посвист ветра, крик журавлиный на закате в пасмурной синеве –
голос старой глиняной окарины проникает в самую сущность вен.
То, что было прожито, - не вернется. Сожалеть о пройденном – не теперь.
Пахнет степь полынью,
усталым солнцем.
Я всё реже думаю о тебе.
СТАРА КАК РЕЧЬ
Эта сказка, мальчик, стара, как речь, и давно по горло таким, как я:
белый камень в роще, а в камне – меч, серебром окована рукоять,
скачут братья-рыцари на турнир, вина льются в кубки на склоне дня,
но судьбу попробуй-ка обмани, и тебе предсказано меч поднять,
за тебя в сражение выйдет лев, на колени встанет единорог,
ты уйдешь, преграды преодолев, чтобы спать на острове под горой:
запах яблок сказочных и анис, светлячки, как звезды, в траве сырой,
но никто не скажет тебе «проснись», спи покойно в склепе, святой король.
Я хожу по башне, гляжу в свой шар. Облака над замком, как пастила.
Ты не веришь, мальчик, но мне решать то, что сказка будет на новый лад.
Капля яда, ворон, один хлопок: хлынет кровь в окопы на склоне дня,
не поможет смертнику даже бог, если смертник тот - на пути огня:
зацветет по горечи красный мак, обожжет дыханье войны лицо,
ты к утру, возможно, сойдешь с ума, ты решишь, наверно, что это сон,
десять мертвых будет на ржавый штык, сотня трупов ляжет в один окоп,
поджидает снайпер таких, как ты, остров яблок сказочных - далеко.
Благородный ты испытаешь шок, если даже камни тебе враги.
Просыпайся, мальчик, отсчет пошел,
просыпайся, глупенький,
и – беги!
