Мокрый снег самоуверенно накрывал мерзлую землю. Рождество еще не наступило, но преподнесло очередное банкротство… Шестое! Теперь Григорию Гладинюку не поверили ни банки, ни прочие кредиторы: завершалась опись имущества, осталось ее завизировать… и все! Собственноручно вынести смертный приговор своему детищу - идее, которую Григорий вынашивал еще будучи крепостным: стать свободным, успешным владельцем отеля, доказать, что можно заработать честным трудом… «Каков твой капитал?» - спрашивали конкуренты и, не мешкая, спешили с ответом: «Знамо, какой – ты же из крепостных!»

 

Но Гладинюк не падал духом: «У меня огромный капитал, господа…» И, стараясь опередить насмешки, разъяснял:

–Вера…

Послышалась цитата Грибоедова: «Блажен, кто верует – тепло ему на свете!»

– Надежда… - уверенно продолжал Гладинюк.

«…умирает последней, но все-таки умирает!» - не унимался насмешник.

– Любовь… никогда не умирает, но оживляет!

 

Предыдущие пять банкротств колебали уверенность. Ранее кредиторы шли на уступки, зная честность, порядочность и самоотверженное трудолюбие Григория, давшего зарок: если получит прибыль – построит больницу для бедных…

 

- Ваша подпись – прошу-с, – не без ехидства протянул ему опись имущества судебный исполнитель.

 

Гладинюк посмотрел в окно – мокрый снег заливал слезами стекла отеля, взятого когда-то в аренду, а теперь отбираемого за долги. Григорий достал ручку с золотым пером, которую давно, когда он еще работал помощником пекаря в гостинице «Европа», подарил пожилой француз со словами: «Желаю Вам стать хозяином отеля!» «Нашего отеля?» – удивился старший пекарь. «Не Вашего, а своего собственного!» - возразил ему француз.

 

– Извольте включить золотое перо в опись имущества! – глаза судебного исполнителя засверкали ярче праздничных огней.

Гладинюк молчал. Рождественское чудо не удалось – придется отдать мечту в обмен на свободу… от работы и хлеба!

– Ну-с?! – вопросительно-торжествующе глянул исполнитель на Гладинюка снизу вверх.

 

Внезапно возле парадной двери послышалась возня:

– Нет-нет, мадам, закрыто, Вы ошиблись!

- Как же закрыто, если я вошла? Скажите еще, что я – призрак! – решительно возразила жандарму молодая дама, устало сдергивая капор, облепленный снегом. За нею два человека несли огромные кованые чемоданы.

– Кто из вас мсье… Гладинюк? – с легким французским акцентом спросила незнакомка ошеломленных судебных исполнителей.

«Что я должен этой даме? Отдать больше нечего…» – Гладинюк обреченно вздохнул.

Жандарм молча указал на Григория, не выпускающего из рук золотое перо.

– Очень рада наконец-то добраться до Вашей гостиницы! – улыбнулась дама.

Гладинюк сдержанно поцеловал ей ручку, ожидая долговой претензии. Скинуть пальто дама не решалась – в здании не топили, последнюю вязанку дров описали и подготовили к отправке.

 

Тут жандармы отпрянули: «Софи Делакруа!» – пронесся грубоватый шепот под высокими сводами гостиницы. Как же они не узнали раньше – оперная звезда, приехавшая на Рождественский концерт по приглашению Киевского генерал-губернатора! Надо признать: в жизни Софи еще красивее, чем на афишах, несмотря на усталость после долгой дороги.

 

- Мадемуазель Софи, в Киеве много комфортабельных гостиниц, позвольте провести Вас, - председатель инвентаризационной комиссии сделал попытку взять Софи под руку.

- Я буду жить только в той гостинице, где работает мсье Гладинюк! – отпрянула Софи.

– Тааак, – замешкался председатель. Он подбоченился у фортепиано, ожидающего депортации, и задумался: как бы не навлечь на себя немилость самого генерал-губернатора!

– Оставим в покое фортепиано – пусть им займутся те, кто разбирается в музыке! Помогите, пожалуйста, моим денщикам с чемоданами, – смягчив тон, добавила Софи.

Смеркалось. Метель не унималась.

– Или господам угодно отправить меня на улицу, когда хозяин собаку из дому не выгонит? – Софи старательно процитировала русскую поговорку.

– Мадемуазель Софи, извольте, Вам плед – располагайтесь в кресле, пока я растоплю камин и подготовлю комнаты, – Гладинюк браво подхватил чемодан, спрятав поглубже в карман золотое перо.

– Вы, право, удачливы, Гладинюк – мы можем дать Вам отсрочку на усмотрение суда, –замешкавшись, протянул председатель инвентаризационной комиссии. – От одного до трех дней, коль мадемуазель Софи соблаговолила на прощанье посетить Вашу гостиницу…

 

«На прощанье…» – эти слова жестоким эхом звучали в ушах Гладинюка, пока он нес чемодан, прибирал постояльцам комнаты, находил в запечатанных свертках постельное белье, включенное в опись конфискуемого имущества.

 

Сознательную жизнь Григорий посвятил уюту гостей, угощению их горячим чаем с пирогами, обустройству номеров…. Даже взяв отель в аренду, сам делал всю работу, экономя на прислуге. Гладинюк мечтал организовать лучший отель в Киеве – увы, «кріпак!» шипели в его адрес не только именитые зеваки, но и стены, несмотря на упразднение крепостного права. Банкротство – путь предпринимателя, не имеющего капитала. Его вера иссякла, надежда – умерла, любовь – померкла.

 

Гладинюк пожелал гостям «доброй ночи» на ломанном французском – в отличие от Софи, никто из гостей не говорил по-русски.

 

Софи задремала в кресле-качалке, укутавшись пледом, словно ребенок. У камина лежала пачка ассигнаций… Увы, ее не хватит погасить долги, довольно мечтать о воскрешении отеля из мертвых! Однако этих денег вполне достаточно, чтобы расселить и вкусно накормить именитых гостей… Интересно, почему же Софи выбрала именно его отель, которому осталось числиться в реестре лишь несколько дней?

 

Жаль, у Григория уже отобрали часть примыкающего здания – там в шикарной печке он бы испек расстегай с маком! Ничего, Мишка-посыльный за умеренную плату доставит записочку тетке Лукерье – мастерице супов с галушками, вареников – не только с мясом, но и с творогом, маком, капустой, картошкой, а если осталось с лета чуточку варенья – то и с вишнями!

 

Закипел чай из засушенных малиновых веточек. Гладинюк отыскал китайский фарфоровый сервиз среди упакованных свертков и призадумался, глядя то на Софи, то на золотое перо. Светлые кудри оперной дивы заигрывали с бликами, бросая вызов язычкам пламени в камине.

 

Ой, чуть не забыл – надо Мишке елочку заказать… Маленький отблеск великого праздника!

 

Не успел Григорий выпроводить посыльного, как в дверь постучали. Он вздрогнул: неужели не перенесли срок конфискации?

 

Боясь разбудить Софи, Григорий бережно отодвинул засов и выскочил на улицу.

– Христос рождается! - приветствовал одетый по последней моде молодой господин.

– Славим Его! – ответил Гладинюк.

– Я не ошибся, Софи Делакруа здесь проживает? – прошептал гость, корчась от холода в предрассветном густом тумане, неподвластном даже рождественским огням.

– Что Вам угодно, сударь?

– Видите ли, я – Мирослав Борец, преданный поклонник Софи...

– Прошу меня простить – не имею права разглашать имена, – отчеканил Гладинюк.

– Я заплачу, – Мирослав вынул из портмоне стопку ассигнаций.

Гладинюк с радостью приютил бы его, однако интересы Софи требовали не только тишины, но и… тайны имени!

– Без подписания листа о неразглашении тайны я не имею права Вас поселить…

– Что за вопрос!

Пока он подписывал лист о соблюдении «правил, благоприятных для отдыха других постояльцев», говорливая тетка Лукерья доставила супницу с галушками, вареники с творогом и… кутью с маком!

– Какое без кутьи Рождество?! – весело подмигнула она на пороге.

– Мадемуазель Софи! – исступленно воскликнул Мирослав, ринувшись по направлению к креслу-качалке. Гладинюку не впервой унимать не в меру резвых гостей – он решительно преградил путь фанатичному поклоннику.

– Не беспокойтесь, Григорий… С Рождеством Христовым! – улыбнулась Софи, подписывая поздравительную карточку захлебывающемуся эмоциями поклоннику, который в порыве радости поспешил за букетом.

– Он прав – Вы достойны самых красивых цветов. Я мечтал оказать Вам лучший прием, –слезы помешали Гладинюку договорить.

– Теплый камин в Рождественскую ночь – что может быть лучше? – эффектно заполнила паузу Софи. – Надеюсь, моим ассистентам нашлись комнаты?

– Безусловно! А Вас уже ждут апартаменты на верхнем этаже, откуда сможете наблюдать Свято-Владимирский университет, Владимирский собор, а если метель угомонится – то и Великую колокольню Киево-Печерской Лавры на высоких склонах…

 

Софи взглянула на догорающее поленце. Гладинюк подкинул дров.

– Я думала о предстоящей пресс-конференции, – продолжила Софи. – Возможно ли прибрать свертки и расположить большой стол рядом с этим камином? Нам-то достаточно и маленького столика, тем паче – накрытого такими ароматными блюдами! Но вечером приезжают мои знакомые журналисты из Франции и художник Бельгии… Здесь, за чашкой малинового чая мы бы подготовили интервью, сделали зарисовку. И самое главное – моим друзьям необходимо забронировать хорошие номера! Возможно, конференцию посетит их сиятельство генерал-губернатор…

 

Гладинюк верил, что Господь воскрес из мертвых, но сомневался, что отель восстановится после банкротств...

– Почту за честь оказать гостеприимство, – все, что он смог вымолвить в ответ.

– Мой отец черпал вдохновение в горах: летом – в Греции, зимой – в Киеве. Здесь воистину греческое гостеприимство! Отец рассказывал о Вас…

– Разве я имел счастье познакомиться с Вашим отцом?!

– Он взял меня еще маленькой девочкой в столь дальнее путешествие. Мы жили в отеле «Европа» – неподалеку отсюда. Когда слуги несли по лестнице кованные чемоданы, на одном из них оборвался ремень-обвязка… В считанные секунды чемодан раздавил бы меня, но по счастливой случайности Вы оказались рядом, подарив мне вторую жизнь! Отец благодарил Вас от всей души и оставил на память золотое перо, которым рисовал эскизы... В Греции он узнал, что «Григорий» в переводе означает «быстрый»...

 

Вдруг раздался резкий стук в дверь. Кто это? Мирослав? Он же подписал обязательство «громко не стучать», да и торговый люд отдыхает после всенощной – вряд ли сейчас быстро раздобудешь цветы!

 

Стук повторился. Неужели судебные исполнители нагрянули – тщетны любые усилия с переносом сроков конфискации? Неужели бесполезна вера, напрасна надежда и оскудела любовь даже в праздничный день?

 

В третий раз стук разразился еще настойчивее. Гладинюк собрался с духом и шагнул к кованой двери.

– Дядя Гриша, откройте скорее, это я, Михайлик!

У Григория отлегло от сердца – он отодвинул засов.

– Вот, елочку принес, как и просили – пушистую, душистую!

Гладинюк подхватил лесную красавицу, благоухающую хвоей.

– А денежку? Или у Вас все уже забрали, как тетка Лукерья рассказала? – мялся раскрасневшийся Мишка.

 

У Гладинюка действительно не было ни единой мелкой монетки. Он оттопырил карман жилета, вынул ассигнацию из пачки Мирослава и протянул ошеломленному мальчишке.

– Ну, пусть у Вас в новом году никогда не будет мелких монет, а только крупные ассигнации! – Мишка торопливо запрятал купюру в пазуху и засверкал калошами по свежему снегу.

Гладинюк помахал ему вслед и поспешил – скоро все гости соберутся, пора наряжать елку!