Обыденск, 2076 г.

 

Проснувшись осенью, в среду, спустя пятьдесят шесть лет после всеобщего карантина и пятьдесят пять лет после чипизации, Витя Перепёлкин соскочил с кровати, испытывая резь в животе. Промахнувшись мимо домашних тапок, он босиком по холодному полу помчался справлять нужду, смешно задирая ноги и стягивая на ходу семейные трусы. Отопление за неуплату отключила любвеобильная домоправительница Полеонора Карповна: женщина зрелых лет, с необъятной душой, телом и с выдающимся внушительным бюстом, на полметра опережающим свою хозяйку. Поводом к отключению послужил отказ Перепёлкина заглядывать к ней в гости на чай.

 

Приняв холодный душ, Витя с усилием протёр махровым полотенцем запотевшее зеркало. Перед тем как побриться, он с сожалением осмотрел свою мятую, не опохмелившуюся физиономию. Вчерашний загульный вечер прошёл неудачно – принимающий фиолетовый оттенок бланш под глазом был тому подтверждением. Память упорно отказывалась воспроизводить фингалообразующие события. Мелькало в глубине отбитого сознания, как он шагнул в кабинку-ресторан «На миг». Слабо припомнилась вторая таблетка пятизвёздочного французского коньяка «Прижупедрона», шипящая в фужере с водой. Побрившись, замазал синяк тональным кремом, забытым соседкой Натахой – незамужней полненькой хохотушкой, иногда по пьянке скрадывающей своё одиночество в Витиной койке.

Выпив чашку с горячим кофе и выслушав по ТВ утренние новости вечного президента о самоизоляции и увеличении налога «на радость», Перепёлкин, напялив маску со счётчиком потреблённого воздуха, и накинув поверх осеннего пальто изоляционную накидку, заторопился на работу. В прошлом месяце его подъезд занял первое место по количеству санитарных обработок. И десятипроцентная скидка от МЧС при оплате за выход на улицу приятно будоражила душу. День начинался удачно. В почтовом ящике лежало уведомление от судебных приставов об отложении сроков изъятия арестованного Витиного имущества на один месяц, а под ним – копия протокола о вынесении Перепёлкину предупреждения за снятие маски на улице. Обычно за подобные нарушения выписывался солидный штраф. Но тут как-то свезло: либо камера глюкнула, либо нацполиционер проморгал. С недавнего времени ненавистные народу полиция и нацгвардия были объединены в одну организацию и переименованы в «НАЦПОЛИЦИОНЕРИЮ». По рекомендации президента была учтена в названии любимая народом в давние времена милиция. От этого его рейтинг доверия, согласно опроса «Единого президентского центра по изучению характера общественного мнения» – он же «ЕПЦИХОМ» – подскочил с 89 до 89.6%. Выйдя на улицу, Перепёлкин слился с однородной масколикой толпой, текущей серой медленной массой по разбитым тротуарам. По дороге вдоль толпы – через каждые триста метров – передвигались с мигалками автомобили нацполиционеров, как церберы выискивающие неблагонадёжных и должников. Метрах в двадцати впереди Перепёлкина «цербер» резко затормозил и выскочившие наружу двое нацполиционеров повалили в лужу на асфальте невысокого лысого толстяка. Один прижал его голову коленом к тротуару, второй ловко просканировал глаза биометрическим жезлом, засунув тот мужику в рот. После чего толстяку был выписан штраф и вручена – с извинениями за неудобство – копия протокола. Толстяк отряхнулся и молча пошёл дальше. Периодически подобные экзекуции в толпе повторялись. На землю валились все без разбора – и стар и млад. «Сегодня как-то не особо "зверствуют", – подумал Витя. – Обычно по несколько человек за раз валят». Возле каждого перекрёстка гигантскими телевизорами стояли видеобаннеры.

 

Постояв пару минут и послушав, как улыбающийся глава государства, любя, заботится о своём народе, Витя, зевнув, двинул дальше. Пройдя три квартала, Перепёлкин свернул во двор обшарпанной кирпичной пятиэтажки. Когда он был на середине двора, из подъезда выскочил крысоподобный белый бультерьер и с лаем помчался на Перепёлкина. Злая псина начала гавкать и кружить вокруг Вити, пытаясь тяпнуть его за ногу. Схватив с земли веточку клёна, Витя начал отчаянно отмахиваться, пытаясь попасть псу по морде и отогнать его от себя. Выбежавший из подъезда старикашка, закутанный в защитную накидку и похожий на своего барбоса, истошно завопил, приподняв маску:

 

– Не смейте бить беспомощную собаку!

 

Подбежав, он начал кричать, размахивая руками и возмущаться:

 

– По закону Вы, молодой человек, можете бить собаку только с её разрешения. Даже если она Вас кусает или гадит у Вас под окном.

 

Задыхаясь и отмахиваясь от атакующего бультерьера Витя крикнул:

– Так уберите же Вы свою бестию!

Старикашка встал, ухмыльнулся и, пожав плечами, заявил:

– Собака – друг человека! Я не могу нарушить право собаки на свободу перемещения и ограничивать её жизненное пространство. Законы надо читать, молодой человек.

 

Выгуливавшие щенков в детской песочнице двое собаководов одобрительно закивали головами и стали возмущённо грозить Виктору кулаками. Спас Перепёлкина ласковый женский голос, раздавшийся из окна первого этажа:

– Артюша, пойдём скорее кушать. На столе всё для тебя готово. Иди скорее, радость моя.

Бультерьер остановился, замотал головой, разбрызгивая по двору обильную слюну, и рванул, радостно повизгивая, к двери подъезда. Выглянувшая из окна бабулька в маске, прикрикнула на старика:

– Ну и чего ты встал, кобелина, быстро иди открой дверь Артюшеньке! Да подожди в прихожке, пока он поест.

Старик закряхтел:

– Иду-иду, – и покорно засеменил к подъезду, дверь которого пометил и выгрызал оголодавший Артюшенька.

Витя, испытывая дрожь в ногах, покинул злополучный двор и только возле магазина «Секс без забот» пришёл в себя. Сегодня у Перепёлкина был знаменательный день. Вечером должно состояться долгожданное свидание с Милочкой Пуговкиной: скромной миловидной брюнеточкой из бухгалтерии в конторе Перепёлкина. Знаменательным было то, что это двадцать пятое свидание Перепёлкина с любимой. Раз в месяц они законно проводили свои встречи в съёмной и приспособленной для этого квартире. На лицензию для более частых встреч у влюблённых пока не хватало средств. Заказав необходимое для свидания оборудование и квартиру, рассчитавшись с государством за посещение магазина, Витя, стараясь не привлекать внимание нацполиционеров, ускорил шаг. Проходная закрывалась через пятнадцать минут. Портативные шагомеры на ногах противно запищали, сигнализируя о повышении налога за быструю ходьбу.

 

Вечером зарядил крупными каплями всё очищающий дождь. Улицы опустели. В сумерках фонари тускло отражались в потоках бурлящей воды, исчезающей за решётками ливневой канализации. Поредели ряды мигающих «церберов». Воздух наполнился ощущением свободы. Весело смеясь и стараясь не замочить ноги, влюблённые перепрыгивая лужи, бежали к интимной близости... транжиря свои скромные доходы на налог – «на радость».

В уютной однокомнатной квартирке с непонятным названием «хрущёвка», увешанной аппаратурой, контролирующей количество телодвижений, влюблённые занимались защищённым сексом, насколько им хватало трафика. Защищённым, потому что несанкционированная беременность была противозаконна и разрешалась супружеским парам не нарушавшим ПДД в течении трёх лет, не имеющим долгов перед банками и государством, с положительной кредитной историей и прошедшим медкомиссию у нарколога и психиатра, после трёх лет наблюдения... Из которых год – обязательно в клинике. Зачатие гражданина происходило в присутствии нотариуса (подтверждающего факт зачатия), опекунского совета (контролирующего соблюдение прав ребёнка) и нацполиционера, охраняющего порядок.

 

Насладившись друг другом и исчерпав до конца трафик, которого едва хватило для достижения желаемого, прелюбодеи были выдворены голосом из репродуктора:

– Ваше время истекло, покиньте помещение.

Любое промедление расценивалось как ограбление частной собственности и наказывалось исправительными работами.

Оказавшись на улице и прекратив платить налог «на радость», молодые расстались.

 

Впереди был месяц разлуки.