ЗАПАДНЯ
Это долгая, самая странная из твоих привычных охот:
сокращается расстояние, но... не за жертвой бежишь, а от.
К небу рвётся костёр на площади, и для нового есть дрова.
«Вразуми меня, — просишь, — Господи! Знаю, вера без дел мертва.
Я теперь для Мари — Бастилия: эта ведьма — во мне, внутри.
Умоляю тебя: прости её! Мы вдвоём на костре сгорим...»
Ей, красивой, хотелось бы жить ещё. Только пламя — её удел,
Но сначала три ночи в пыточной, там, где души бегут из тел.
Не призналась. Палач досадовал: терпит боль, не кричит почти.
«Боже, муки земные адовы ей, прошу, на Суде зачти!»
...угасали глаза лучистые средь огня ярко-рыжих волос:
«Я не выдам тебя, епископ мой, что бы вынести ни пришлось».
ХАКЕР
Халдей всегда молчал, смотрел и слушал.
И подливал спиртное понемногу.
Казалось, Яше становилось лучше
от каждого такого монолога.
Он по ночам во сне делился главным
с придуманным халдеем — днём-то не с кем:
смотри в экран, стучи по кнопкам «клавы».
И вдруг заговорил на арамейском.
Но смысл не понимал — его бесили
слова чужие и чужие звуки,
что лились из гортани без усилий.
Халдей смотрел и мух считал от скуки:
в деталях помнил Якова рассказы
и точно знал о том, что дальше будет —
нельзя исправить ни единой фразы,
записанной однажды в книге судеб.
...он так устал от страха и скитаний,
он так хотел, чтобы его простили...
Была тверда подушка, словно камень.
И простынь раскалилась, как пустыня.
В поту проснулся: надо же, приснится
такая чушь.
...засаленные кнопки,
черствеет хлеб, набрякла чечевица
для неизбежной чёртовой похлёбки.
