Сегодня в еженедельной рубрике «Интервью о...» мы продолжаем беседовать о таком выдающемся литературном феномене в поэтическом пространстве, как магический слон.

 

 

 

 

 

Эти почти мифические существа мало изучены, известно о них немногое – к примеру, что они предельно скрытны, любят пастись в предрассветном тумане творческой самореализации и покидают его крайне редко, а уж если покидают – тут же скрываются в тени психоделических утесов или исчезают в глубинах архетипического символизма. Эти чрезвычайно интересные создания, несмотря на свои колоссальные размеры, перемещаются по строчкам поэтических произведений практически бесшумно, они огромны и величественны, и одновременно таинственны и неуловимы.

 

 

 

Гость сегодняшнего выпуска нашей рубрики – филолог, преподаватель русского языка, профессор кафедры достаточно точных определений Российской академии правильных размышлений, человек безграничного кругозора, прямой наследник традиций критического самовосприятия, отец, муж, брат – перечисление регалий можно продолжать бесконечно – Евгений Пряничников, который любезно согласился принять участие в нашей исследовательской работе, дав основательное интервью, в котором делится своим бесценным опытом и размышлениями, за что мы бесконечно ему благодарны.

 

 

 

Ведущий: Евгений, здравствуйте, счастливы видеть вас в нашей рубрике. И я хотел бы сразу же, как говорится – с места в карьер, задать принципиально важный вопрос. Такое явление как магический слон невозможно рассматривать в отрыве от религиозно-мистического пространства, поэтому и мне и, я уверен, читателям хотелось бы узнать ваши религиозные убеждения. Ведь действительно, весьма интересно, во что верят учителя русского языка. Верите ли вы, Евгений, в то, что двоечники попадут в орфографический ад по окончанию школы, а отличники успешно сдадут ЕГЭ?

 

 

 

Евгений: Моя религия с филологией, конечно, не связана. Тексты занимают скорее промежуточное состояние между «тем» и «этим» миром. Они вроде языческих духов. Но это уже даже не неоязычество. Это констатация факта. Это просто целый мир, занимающий нишу между духом и материей. Скажем, Змей Горыныч очень бы удивился, что он на самом деле выдуман, если бы получил такую информацию. Вселенная сверху похожа на предметное стекло под микроскопом. Наше всё – это ничто, если просто изменить масштаб. И выдуманная реальность Горыныча ничуть не менее реальна, чем наша.

 

В общем,изрядно помолясь, возаппелировав душой бренной к небу, конечно, можно миновать орфографический ад. Христиане это быстро поняли и застраховали себя на всякий случай.

 

 

 

Ведущий: Дух и материя. Очень впечатляюще. Вы затронули весьма интересную и актуальную тему в поэзии. Она чудесным образом перекликается с нашей основной темой — «Магический слон: миф и реальность». Как известно, на заре творческой эволюции поэты были склонны мифологизировать магического слона, существовал даже культ этого животного. Считалось, что если в стихотворении не присутствует нечто огромное и величественное, и вместе с тем обладающее волшебными свойствами, то такой стих, по всей видимости, проклят. Создавались высокие словесные конструкции, перед которыми преклонялись, одухотворяли и зачастую приносили кровавые жертвы. Евгений, а на данный момент сохранились ли в поэзии культы, подобные этому, и как вы к ним относитесь? Имеют ли они право на существование?

 

 

 

Евгений: Считаю, что мы живем в такое время, когда следует искать великое в малом. Кто такой магический слон из прошлого во всем своем великолепии и величии? Всего лишь молекула. Один из мельчайших строительных созидательных элементов. Он – частичка воздуха в одухотворенном дыхании поэта. С другой стороны, если слоны перестали табуниться в дыхании творца, то всё – ушла поэзия.

 

 

 

Ведущий: Конечно магические слоны, табунящиеся в дыхании поэта, образ прекрасный и проникновенный. Ваша идея точно отражает и мои размышления на эту тему: идолопоклонничество есть мелочность духа, но дух, тем не менее, ищет себе форму для непосредственного проявления здесь, в нашей поэтической реальности. И об этом хотелось бы поговорить несколько подробнее. Даже среди крупных ученых бытует мнение, что магический слон является если и не мессией, то уж точно знаковым событием в поэтическом мире. А что вы, Евгений, думаете по этому поводу? Если, например, стихотворение содержит в себе большое количество воды, существует ли вероятность увидеть в нем магического слона? Иными словами – способен ли магический слон ходить по водам, давить авторитетом змей и скорпионов, мелких критиков и прочих досаждающих существ?

 

 

 

Евгений: Магический слон ходит только по священным водам! В обычных же он вымещается свиньей. Разливающий воды в этом смысле всегда на грани, всегда в шаге от попадания в гоголевский континуум, и тут уже не до магических слонов.

 

 

 

Ведущий: Мне кажется, вы, Евгений здесь очень глубоко копнули, подняв такую серьезную тему, как гоголевский континуум. Это новая, еще мало исследованная территория, требующая отдельного подробного разговора, и мы вернемся к этому вопросу в одном из следующих выпусков рубрики. А пока, думаю, стоит поговорить о вещах в каком-то смысле чуть более простых, но не менее весомых – об анатомии и физиологии. Не многим в литературном сообществе, к моему глубокому сожалению, известно, что хобот слона является не носом животного, а его видоизмененной губой, а это немаловажный нюанс! Согласитесь, сунуть в поэзию нос или потянуться к ней губами – разные вещи!

 

 

 

Споры о том, что именно наиболее сильно привлекает магических слонов в стихах, да и в целом об их рационе питания, до сих пор не утихают в исследовательских кругах, но я твердо уверен, что эти большие существа реагируют прежде всего на сердечность и искренность. Навряд ли их потянет на произведение, где нет ни капли любви, не устроят они свое лежбище и в стихах, в которых бурно растущие концепции не дают обильных плодов добра и света. Но это лично мое мнение, естественно.

 

А как по-вашему, Евгений, что привлекает в поэзии магических слонов, какие условия обитания для них приемлемы, а какие – нет? И вообще, что нужно делать поэту, чтобы его творчество было обителью жизненных форм, а не сухой пустыней слов?

 

 

 

Евгений: Я думаю, что ни один слон не согласился бы с тем, что хобот – это видоизмененная губа. Скорее, губа – это видоизмененный хобот. А хобот можно совать куда угодно. Он отнюдь не так безобиден, как тот же нос. Им в случае чего можно и получить недобросовестному автору. Дело в том, что магический слон априори животное дикое, трудно приручаемое. И первостепенная задача поэта сводится к тому, чтобы сделать свое творчество пригодным для постоянного проживания этих существ. Иначе они могут рассматривать его только как часть своего пути или вообще как преграду. Тут уж автору мало не покажется.

 

Но понять, что именно нужно магическому слону, наука пока не в силах.

 

 

 

Ведущий: Большое спасибо, Евгений, за содержательную и интересную беседу. Конечно, в одном интервью невозможно осветить столь обширную тему, мы затронули совсем незначительную ее часть. О магических слонах можно разговаривать бесконечно долго, и мы обязательно продолжим это делать в следующих выпусках рубрики.