Liberatio
«Не медли. Просто перекрой вот этот клапан…»
Будет тихо.
Пусть задохнётся этот крот.
Или безмозглая кротиха…
Наверно, всё-таки она – плодится походя и споро
Гнилыми ядрами зерна и наждаком замшелых корок.
Пучком стерильных острых игл скребёт-царапает по клеткам.
И счастье – блик.
Без боли миг.
Бывает это редко-редко.
Кротиха пухнет и растёт. Пасётся вволю, жрёт и гадит.
Была надежда целый год на всемогущий белый радий…
А если опиумный сон утихомиривал прожору,
Включалось жизни колесо: «Опять не выстираны шторы,
Не куплен Насте пуховик, Алёшке не во что одеться…»
И изнывало от любви большое сорванное сердце.
К утру, под занавес ночной, рождались сумрачные просьбы:
«Женись на Машке Шульгиной, она детей моих не бросит…»
Кротиха тыкалась впотьмах и обустраивалась в чреве,
И мир опять сходил с ума. Без кнопок форвард, стоп и реверс.
Айва желтела за окном. И золотилась облепиха.
И становилось с каждым днём сложнее укрощать кротиху.
Она макала рыло в кровь и ткани стачивала молью.
«Послушай, клапан перекрой. И отпусти меня на волю…»
Рассвет прорезался сырой – предзимней оттепели прихоть.
Переглянувшись с медсестрой, вздохнул реальный доктор Рихард:
«Наташа, клапан перекрой….»
Похоже, справилась кротиха.
…и куполов жемчужный блеск, и тесситура колокольни,
и пальцы – в неуклюжий крест, и неуютное застолье.
И эхо падало с небес:
«Уже не боль…
Уже не больно…»
