Из простых взял в палаты девчонку князь. За невинность и нежность, за пылкий взгляд он приблизил красавицу. Не таясь, душа в душу с ней прожил пять лет подряд. Его именем бредила и клялась, позабыв одиночество стылых дней. Хоть всю землю пройди, наш пресветлый князь — не отыщешь ни ласковей, ни верней.

 

Час тот горький настал: не скрывая слёз, наблюдала красавица из окна, как жену молодую князь в дом привёз, как горда и надменна была она. Как, смиряя горячий и буйный нрав, князь жене подавал за столом вино. И как в спальню повёл, плотно губы сжав, словно было совсем на душе темно…

 

Дни летели стремительной чередой, за рассветом закат выгорал дотла. Не была княгиня великой бедой, но и радости мужу не принесла… И лишь только в предутренний волчий час погружался весь терем в глубокий сон, приходил потаённо за лаской князь к той, что сердце взяла уж давно в полон.  

— Ты моя, — так шептал жаркой ночью ей, будто властен был что-то менять в судьбе.  

— Мне с постылой зачать бы дитё скорей, а любовь вся, по-прежнему, лишь тебе…

 

Весть жене соглядатаи донесли о любовнице княжеской, и тогда жемчуга княгини у той нашли — на груди пригрели змею, вот беда! Стиснув зубы, смотрел, потемнев лицом, как воровку пороли, надёжа-князь. Как потом, не пустив даже на крыльцо, босиком выгоняли под дождь, смеясь.

 

В речке быстрой над омутом берег крут, каменистое дно, холодна вода. Не достанут жестокость и подлость тут, ни наветов не будет злых, ни стыда…  

 

* * * * * * * * *

Красной птицы охотники в камышах настреляли уж вдоволь. Сгустилась тень. Возле заводи лагерь разбить спешат — больно хлопотным выдался этот день… Дичь скорей потрошат — подвело живот, тянут из лесу ветки для шалаша. Князь на берег ушёл, манит свежесть вод. Неспокойна сегодня его душа…

 

Тишина по округе — лишь плеск волны. Белым дымом над речкой туман застыл. Там увидел в жемчужных лучах луны деву юную сказочной красоты. В волосах, что струились, как водопад, белых лилий речных вплетены цветки. А глаза, словно яркий сапфир, горят, так и манят к себе, в шелковы силки. Вспомнил вдруг — лет пятнадцать уже тому — вот в такую же синь, всё забыв, глядел…

 

Тут девица-краса подошла к нему, обняла, и, ласкаясь, ведёт к воде.

— Долго, — молвит, — ждала тебя, милый мой. Сколько жил ты в печали, судьбу кляня -- не хотела тебя забирать с собой. Но теперь расцветаешь день ото дня. От бесплодной, постылой своей жены ты отрёкся, к отцу доживать сослал. Были дни эти маятны и больны. Бог молитвы услышал, надежду дал: светом ясной души отмолила грех молодая княгиня, уж зреет плод в её чреве, и тайну ту ото всех, чтоб не сглазили счастье, она пасёт… Не видать тебе сына, не обнимать, не растить, не сажать его на коня. За предательство долг свой пора отдать. Не укроешься в тереме от меня. Будешь, княже, десяток десятков лет ты служить во дворце моём под водой. Не раскроют пропажи твоей секрет. А княгине свой век доживать вдовой…

* * *

Князь пропал, где искать его — невдомёк, челядь мечется в страхе и злой тоске. Лишь из лилий речных у воды венок, еле видимый в сумерках на песке…