Второй день хожу, вокруг да около, и не знаю о чем писать. Ну, не люблю я писать о себе, не умею. Да и о чем писать-то? Жизнь у меня мирная, спокойная, без резких поворотов и зигзагов. Да и рассказчик из меня никакой, я больше других люблю слушать.

«Полистав» воспоминания, ничего другого не нашла, как один случай. Да и не случай это вовсе, а так – маленький эпизод из далекого детства. Но – все по порядку…

На дорогу от дома до школы каждый день у меня уходило полжизни… Шучу, где-то около часа. Оба этих важных объекта, по неудачным для меня обстоятельствам, были расположены на разных концах села, бесконечно длинного, растянувшегося вдоль дороги, что извивалась аки змея.

Росточком я была небольшого, а школьный портфель - был тяжелым, и все время умудрялся гладил своим пузом черную дорожную грязь, которая разбухала после дождей. Пока я добиралась до школы, мои одноклассники уже грызли гранит науки полным ходом, да так, что скрежет слышался…

Однажды зимой, возвращаясь из школы, я решила немного порисовать на замерзшей кромке у берега ставка. Воду на зиму, как обычно, спустили немного, и мне было удобно опуститься к порожку плит, которые доходили до самой воды. Порожек этот был небольшим, но моя детская нога спокойно помещалась на нем.

Взяв сухой вербовый прутик, стала рисовать все, что пришло в голову семилетней девочке, которая совершенно не спешила домой, потому что дома надо было учить уроки, потому что дома была трехмесячная сестричка, которая, постоянно вносила свои пять копеек в мои планы. И вообще, я художник в душе. Правда, нереализованный. Ну, это обычное дело, каждый из нас зарывал в землю свой талант, а поливать забывал...

Итак, вернусь к художествам на льду. Увлеклась я этой живописью белым по белому настолько, что не заметила, как мой толстопузый портфель не удержался на узком порожке, и скользнул на лед… Свой импровизированной кисточкой-веткой я было попыталась вернуть беглеца на место, подтянуть к бережку, но прутик сломался, а я, чуть было, не пошла следом за портфелем. У мостика, где я рисовала, была башня или что-то похожее на нее для слива воды и возле нее она не замерзала, как бы ни лютовали морозы, к тому же, там была большая глубина. Ставок в этом месте лишь по краю бережка покрывался ледовой кромкой, которая для меня и послужила холстом.

Понимая безысходность ситуации, я, тихо всплакнув, потопала домой, готовясь к справедливому наказанию. Честно рассказав маме где, что и как, осталась с сестрой, а она пошла вызволять из ледового плена мой портфель.

Через некоторое время, когда мама вернулась домой, я внутренне напряглась и приготовилась принять все, что будет… Но, к моему удивлению, мама подошла стала на коленки возле меня, обняла крепко и заплакала, приговаривая: «Доченька… Доченька моя, как хорошо, что ты…»

Я была растеряна и ничего не могла понять, но уже то, что она не ругает и не наказывает, меня успокоило. Расстроили, правда, мамины слезы, и я тоже заплакала…

Вечером, когда папа пришел с работы, мама рассказала ему мою историю, и о том, как доставая этот злосчастный портфель, сама чуть не поскользнулась и не упала в ледяную воду.

Не знаю, из-за этого случая, или просто так, но через несколько дней папа купил мне большой альбом для рисования и краски.

Но я не помню, чтобы рисовала в нем с таким же вдохновением, как тогда, на ставке – белым по белому…