Действие рассказа происходит в России конца XIX века…

* * *

Последним, что я услышал, улегшись в капсулу хронотрона, было жалкое блеяние Дианы, секс-символа лаборатории предметной хроноскопии:

– Семён Исакич! Засохин опять залазит вне очереди. Буду докладную писать, прямо в местком. Пускай почешутся… сидишь тут на голом окладе.

 

Я вдарил по клавишам, как разъярённый Ван Клиберн.

Представил себе прелестную Диану, сидящую на голом, гм-гм… окладе.

И жалобно взывающую к месткому.

Тут хронотрон рвануло, вжав меня в кресло до хруста в позвоночнике, и что-то жалобно звякнуло в моторном отсеке. Наступила полная темнота.

Прибыли штатно.

 

Даже откровенным тупицам из сектора темпоральной статистики и флуктуации прекрасно известно, что хронотрон, прибывший к месту посадки, мгновенно избавляется от пассажира, но в случае аварии или прочего форс-мажора возвращается к темпо-тайму отправки.

То же, с огромными энергетическими потерями, происходит и в пиковых ситуациях угрозы для пассажира.

Впрочем, все мои ситуации – пиковые.

 

Догнав почти ушедшего Каракозова, я развернул его тощее, сутулое тело в побитой шинели, и мокнущие прыщи на лиловых щёках его побелели вдруг, словно выцвели.

– Чего тебе, барин? – просипел бомбист Каракозов.

Щетина и выцветшие усы его, казалось, были в унылом сговоре с редеющим рыжеватым пробором. Им всем хотелось отсюда уехать.

 

– Отложите покушение, Дима. Царь с племянниками – плохая мишень, – пробормотал я, пытаясь выкрутить студенту хилую кисть с редкими волосиками.

Руки Каракозова болтались в ветхой шинели, как бельё на ветру.

– Тебя Ишутин послал? Да ну, какое там… платный филёр! – выхватив пистолет, Каракозов без размаха ударил меня рукояткой в висок.

 

– Постой… посто-ой! – услышал я сквозь ватную пелену, опускаясь на серые камни Летнего сада.

Грохнул выстрел, послышались крики и чей-то визг, похожий на бабий.

Удивительно, как голос Каракозова походит на выкрик зайца, угодившего в капкан, невольно подумал я, ворочаясь на мокром песке и безуспешно пытаясь подняться на ноги.

– Чьи будете, ваше степенство? – раздался казённый голос, принадлежавший, вероятно, полицейскому чину средней руки.

– Так что, вашбродь, Комиссаровы мы! Прозвание наше – Осип Мокеич, – степенно отвечал невидимый бас.

– Ловко, ихину-мать! Смазал студента в челюсть, пульнул он в белый свет, как в копеечку… Вот тебе и весь сказ.

 

Я попытался представить по голосу нечаянного спасителя царской особы.

Судя по тембру и интонации, это был какой-нибудь зажиточный прасол-зернопромышленнинк из-под Пскова, успешно расторговавшийся на Сенной. Степенный гость Семирамиды.

Вовремя влез, навозный жук, что тут добавить… я ведь курсовую чуть не угробил.

 

– А курсовую, Засохин, вы почти что угробили, – зажурчал над ухом голос Осипа Комиссарова. – А если студентишка влепил бы вам грамотно? Не оглушил, а прикончил? Да мне три года пришлось бы Госхрону отписываться!

Я похолодел. Сберечь Александра II от покушения – призовая тема трех курсовых работ, и ни один из соискателей с задачей не справился. Эти растяпы сожгли в хронотронах запас темпоральной плазмы, выданный на полгода. Один из старшекурсников окривел, второй очутился на каторге, его сочли за каракозовского приспешника. Третий… третьего, с оперативностью Джеймса Бонда, админы Ученого совета похитили из сумасшедшего дома.

 

Я робко откашлялся, усаживаясь поудобнее на холодных камнях:

– Си… Сигизмунд Романыч, куда же теперь? Сдать черновик, и всё на осень?

– Осенью выпадет не только дождь, но и кое-что потруднее, Засохин. В шкуре немецкого перебежчика вам придётся предупредить Москву о скором начале войны…

– Так как же… Я же…

– Да-да, в Советском Союзе вас, скорее всего, тут же поставят к стенке, как шпиона и диверсанта. Оттуда и позаимствуем.

– Э-э… позаимствуем?

– Вернём на исходные. Потом в покушении на Гитлера придётся гайки раскручивать. Нам единение Запада ни к чему…

– О-о… Туда я – в качестве кого?

– Стенографистки… шучу. Туда вы попадёте офицером связи СС.

Облаком, сизым облаком ты полетишь к родному дому, пропел я мысленно…

– Ну, хватит уже валяться, Засохин. Царь приближается. Вставай – и дёру в кусты.

– А вы-то как же?

– А что я… крестьянину Комиссарову медаль за спасение царя полагается. В Музее современной темпо-техники будет висеть…