Монолог А.А.
Телеграфируйте нынче графине, для графа. Пуст графин,
Аннушка, бросьте писать, наполните до́верху. Вот же мне одиночество
выпало окаянное. Пусть подадут коляску, но перед тем – морфин.
Станцией всё началось, стало быть, станцией и закончится.
Днями я в темени, стёрты со стен тел наших тени, то́
нежно танцующих, то целующихся, то трогающих переносицу.
Так, как я его, никогда, никого, нигде, никто…
Время подкованным чёрным мерином гривой трясёт, уносится.
Помню, бал, я в лиловом, замолкает заполненный зал, в углу
почивает оркестр, в ложе стихают стихи, хихиканье
неприкрытое веером, каждый понял уже, кто не глуп и глуп.
В высшем обществе ошибиться – и шибко дела плохи́.
Коней!
Что же, едемте…
Коляски бряцание, будто сервиз за стеклом дрожит
в ночь грозовую… Я зову его, зову его, зябко, боязно.
Цокот копыт, копоть пути железного, пар клубится, жизнь
ходит под смертью.
Долго еще до поезда?
Пётр, долго еще до поезда?
И зачем я не умерла тогда, родами, не спасла всех враз?
Выжила чудом, сердце чуяло, что уличу его, черноватая
стала душа. Моя? Его? Как же он может врать?
Прибыл родимый… Приеду, покаюсь, скажу, что виновата…
Нет, не виноватая!
Мне б наказать его, чтоб ему попомнилось. Где я? Басист гудок.
Я не ведаю этих мест, не узнаю, не понимаю где́ мы, но,
так близко винты и цепи, и стучит по железу маленький старичок.
Некогда поворачивать,
некуда,
поздно унимать своих демонов.
