Дверной звонок глухо жужжал, как огромная осипшая муха. Видимо он был даже старше, чем пожилая женщина, возникшая в проёме открывшейся двери.

- В такую рань гостей не принимаем, - раздражённо сказала она надтреснутым голосом. В этой душной квартирке звуки искажались, становились ниже, глуше, будто состаривались вместе с обитателями.

- Велено передать по вашему адресу, - ровно произнес один из визитёров. Оба были в пальто, потемневших от мокрого уличного снегопада.

Женщина нехотя, плохо скрывая недоверие, взяла серый полиэтиленовый конверт из протянутой руки.

- Должен сообщить…

Пришелец не успел продолжить фразу, так как старуха резко захлопнула дверь со словами:

- Лодыри. Лучше бы прибавку к пенсии принесли.

Из-за двери слышалось несмолкающее брюзжание.

В жилище царил полумрак от старых люстр, свет в которых чах под слоем пыли. Ею, как невидимой пудрой, была покрыта вся мебель. Даже воздух был пропитан, обездвижен пылью.

Навстречу старухе, продолжающей бубнить под нос, вышел сонный понурый дед.

- Кого принесло-то? – произнес он в той же гамме интонаций, что и все здешние звуки.

Женщина не ответила. Поджав губы, она взяла висевшие у настенного зеркала проржавевшие ножницы и старательно срезала край пакета. На облезлый паркетный пол выпало несколько фотографий: черно-белый семейный снимок, пара карточек с изображением миловидной девушки, портрет щегольски одетого молодого человека. А кроме того, в конверте оказалась небольшая сумма денег и письмо.

Оба замерли, оторопело уставившись под ноги. Вдруг старика прорвало:

- Ничего не хочу о нём знать! Совесть потерял и ещё смеет нам деньги совать! Вышвырни их, мать! Вон отсюда! А лучше… Лучше отошли обратно! Я не собираюсь мараться в той грязи, которая ему по нутру.

С этими словами он тяжело опустился на небольшой потрепанный диванчик в углу, сцепив пальцы в замок. Жена подняла содержимое конверта и уселась рядом. Положив между ними фотографии поверх денег, она развернула пожухший листок бумаги и начала озвучивать до боли знакомый почерк:

«Сегодня мне захотелось вновь перелистать свою жизнь, день за днём. Это желание пришло внезапно – может мне необходимо что-то осознать, а может быть только понастальгировать. Но больше всего мне нужно назвать её, огласить её имя.

Моя вина. Она так долго жила без него, оставаясь лишь тенью сознания. Незаметной и неотступной. Ошибка за ошибкой. Жизнь, как черновик. Всего лишь дерзкий опыт любопытного мальчишки, пожелавшего получить мир в подарок.

Я так мало видел в нашем захудалом городишке. Родители – педагоги. Кто будет мечтать о таких? Любой прагматичный человек предпочтёт духовным богатствам материальные. Да и те, невещественные, извечно доставались другим детям – чужим. За них ведь ответственность выше, ощутимее. Я до чёртиков устал быть один, привыкать довольствоваться малым, следовать унылому стандарту бедности - «не в деньгах счастье». Кто придумал, что я не достоин большего? Кто решил, что я не могу просто пойти и взять его?

С этими мыслями и безграничной уверенностью в себе я и сбежал из дома. Прихватил родительские сбережения и пару колец матери. В конце концов, я взял лишь собственную долю наследства.

Я верил, что удача любит решительных. И она, правда, была от меня без ума. Мне везло во всем: в друзьях, выгодных связях, счастливых случайностях. Первая же ставка в казино сыграла. На эти деньги я приобрёл соответствующие настоящему денди вещички и с азартом отхватил большой кусок столичных радостей. Объятия самых жарких тусовок распахивались для меня сами. Объятия гламурных красоток вслед за ними. Ушло ощущение, что ты мелкая рыбка в океане. Я, наконец, получал то, что, как считал, давно заслужил.

В один из особенно удачных дней я встретил её. Она не была крикливо-яркой, остромодной или неугомонно харизматичной. Но не заметить её было невозможно. Этот взгляд запечатлён во мне до последней минуты. Я, как кровожадный пират, нашёл в житейском море то сокровище, о котором грезит любой путешественник. И, как пират, я взял его без спросу, украл. Я был с ней не потому что полюбил, а потому, что она была недоступнее всех прочих. Недосягаемая и чистая.

Я шёл на всё, чтобы присвоить её себе - лгал, шантажировал, подкупал, считая, что когда душа требует, все средства хороши. И когда в итоге получил желаемое, то стал обращаться с ней как с собственностью, вещью, своим трофеем. Диктовал ей каждый шаг: как одеться, с кем общаться, когда рожать детей. Или не рожать. Так, незаметно, я стал палачом своего будущего.

Тогда я не подозревал, что чаша моих приобретений переполнена, и настаёт пора класть на чашу утрат. Связь с родными я давно разорвал, и моя девочка оставалась самым близким мне человеком. Она ведь любила меня и, значит, должна была принимать меня любым. Даже лишённым когтей и зубов чудовищем. Бесконечно прощать мои ночные развлечения и дневную апатию.

Я не заметил, как её антидепрессанты заменились лёгкими наркотиками. Как она всё чаще погружалась в тот мир, где фантазии о других нас становились немного ощутимее. А однажды она сказала мне, что мечтает изменить хоть что-нибудь, но ей уже не хватит сил отпустить меня. Мне тогда стало смешно.

Я был бесстрашен и абсолютно глуп. Люди и их проблемы меня не интересовали. Я предпочитал общаться только с теми, кто приносил мне выгодные дивиденды. Пока не растерял всех тех, в ком было немного человеческого. И тогда я стал ещё более расчётлив, терять ведь уже было нечего – вокруг не осталось ни одной живой души.

Всё рухнуло мгновенно. После очередной проверки передо мной встал выбор: прикрыть бизнес, распродав всё, что можно, или разориться на устранении недостач и взятках. И, как самодовольный тупица, я выбрал второе, попросту не поверив, что перестал быть любимцем фортуны. На шее затягивалась петля: разъярённые партнёры и кредиторы, чиновники, инстанции…

И я снова решил сбежать. Теперь у меня уже нет выбора. Осталось, разве что, попросить прощения. Но и этого я не сделаю. Потому что точно знаю – я сам себя никогда не прощу.

Имя моей вины – Гордыня. И она привела меня по этой заманчивой дороге к пустоте. Она росла, как опухоль, питаясь жадностью, ложью и тщеславием, пока не сожрала меня изнутри.

Этот мир больше не нуждается во мне. В моей смерти прошу никого не винить…»