Елена Кацюба – одна из самых ярких современных поэтов. Предлагается рассмотреть одно из её стихотворений – «Лев».

Выразительные, романтичные образы: музыка-море, которая воспринимается как нечто запредельно недостижимое (истина, небо, Бог…), из этого запредельного моря выходит разгневанный лев (чувство, сила творчества), и, насытившись (нечто поняв), успокаивается, разговаривая с чем-то высшим «языками пламени» (зная любовь автора к афористичности, видится здесь и второе толкование – на различных языках сильного чувства-пламени). А на берегу – люди с их мелкими проблемами и более глубокими, духовными. Красиво смотрятся оксюмороны: «грохочущие волны безмолвия» – ничего не значащая буря страстей, «оглушающие молчанием чайки» – внутренние духовные переживания. Безусловно, запредельная музыка слышится мудрой, прозревающей миры… Люди на берегу не могут её постичь (ведь нет у неё берега), но зато о ней может рассказать лев.

Из рифм, прежде всего, бросаются в глаза стандартные «лев-присмирев» и «прозрев-лев». Примечательно, что они симметрично окольцовывают стихотворение. Удачно выбраны деепричастия для рифмы к слову «лев», которые оканчиваются не на «лев», а на «рев», да ещё и с двумя «р», что даёт дополнительную «ревущую» характеристику льву.

Со словом «камни» рифмуются «лакает» и «пламени» (неравносложная рифма).

В последних двух строфах слова «строга» и «берега» воспринимаются как разноударная рифма.

Во второй строфе рифмы тоже далеки от точности, но улавливаются: «безмолвия-любовью» и, можно сказать, не рифма уже – «чайки-отчаянием».

Особое настроение создаёт звукопись: борьба между «разгневанными» звукам «р» и «г» и «ласковыми» «м» и «л». Во второй строфе особую краску придаёт «отчаянное» «ч».

Всматриваясь в третью строфу, у читателя может возникнуть ощущение, что она какая-то необычная, что по стилю она как-то выделяется на общем фоне. Если проанализировать её буквенный состав, можно выявить интересные буквенные соотношения. В этих двух строках трижды встречаются буквы корня слова «музыка», за исключением первой «м», которая звучит пять раз. Количество остальных повторяющихся букв – другое. Больше всего букв «р» и «о». Их шесть. Вероятно, выявленная закономерность не была случайной. Автору, возможно, таким образом хотелось дать почувствовать читателю необыкновенность и пРОзревающую мудРОсть музыки, но так, чтобы это было не явно для читателя, чтобы это чувствовалось, но не рефлексировалось.

Наглядна трёхчастность формы. Первая (первая строфа) и третья (третья и четвёртая строфы) части между собой перекликаются наличием льва и соответствующими рифмами. Вторая часть имеет развивающий характер, описываются молчание и отчаяние берега под звуком «ч».

Нельзя не отметить парадоксальность концовки:

 

«нет у музыки берега…

но есть лев»,

 

который выходит на берег музыки.

В заключение хочется отметить особую музыкальность и чёткость построения формы; и даже неожиданная комбинаторность естественно вписывается в концепцию романтичного и в то же время философского стихотворения.