Она зашла в него, как это делали герои и завоеватели – через парадный вход. Гранд канал пронес маленький катер по волнам мимо красочных фасадов палаццо и оставил неуверенно оглядываться на деревянном настиле пирса. Набережная напомнила подземку в часы пик – девушке показалось, что стоит ей сделать шаг с плотно пригнанных досок на мостовую, как многоцветная, весёлая, потная, усталая толпа понесет за собой и, возможно, затянет в каким-то чудом появившийся здесь вагон московского метро. Девушка тряхнула головой, отбрасывая внезапно возникший нелепый образ, поправила солнцезащитные очки и смело вступила в поединок с людским течением – в городе её ждали, и опаздывать не хотелось.

Она шла по теплым серым плиткам, разинув рот от восторга. По левую руку мерцала невероятного цвета вода лагуны, над головой чистотой и яркостью спорило с морской водой небо, безупречная синева которого оттенялась крохотными белыми перышками облаков. Затверженный маршрут – «три моста, Пьяццета, налево, жду в открытой галерее Марчиано» – вдруг показался ей слишком коротким. Она не могла наглядеться на совершенно нереальную красоту домов, лёгкость перил и основательность мостиков, перекинутых через узкие каналы, убегающие от лагуны и набережной вглубь городских кварталов.

Всё в этом старом торговом городе казалось органичным и правильным: и бесконечное множество туристов-покупателей, и хитрованы-продавцы, бестрепетно выдававшие сущую ерунду за уникальную – «сделано в Италии, синьор!» – покупку. И солнце, больше тысячи лет привычно освещавшее этот залив, острова, здания, людей...

Город вовлекал девушку в своё обыденное сумасшествие, и она была этому рада.

Первый мостик... Лавочка с муранским стеклом на первом этаже нежно-розового здания. В широко раскрытые двойные двери рядом с витриной виднелся краешек раскалённой кирпичной печи, располагавшейся в глубине сумрачного помещения. Туристы – мужчины, женщины, подростки – с камерами и смартфонами в высоко поднятых руках заслоняли обзор, но иногда в промежутках, временно возникающих в частоколе разноцветных спин, девушка видела, как суровый дядька в переднике что-то неуловимо быстро вытаскивает из печи, а потом... Потом послышалось восторженное аханье, а спины сдвинулись в совершенно уж непроницаемую стену, и девушка, в нетерпении вставшая на цыпочки в попытке разглядеть поверх голов творившееся колдовство, разочарованно вздохнула. Город решил сохранить от неё одну свою крошечную тайну.

Мостик второй... Рядом с ним киоск с веерами из кружева, большими и маленькими, простыми и изысканно сложными, ажурными, белоснежными, кремовыми, цвета слоновой кости... Тончайшие планочки, тонкие крепления, переплетение нитей. Бурано? «Си, синьорина, мэйд ин Итали! Бурано, си!»

Третий мостик... И русская речь: «Ну что ты со мной споришь? Сначала мы едем на гондоле, потом дожи, а потом ресторан! Закроют? Купишь панини! Что значит, «надоело»? А иначе мы никуда не успеем!»

Девушка тоже испугалась, что не успеет, что тот, кто ждёт её между колоннами галереи, постоянно вглядываясь в человеческий поток на Пьяццете, рассердится, устанет и уйдёт... Или нет, он будет бродить по Пьяццете, потом бросится на Фондамента, разыскивая ее среди тысяч людей, заблудившихся от счастья или от пресыщения этим городом...

Девушка мельком взглянула на объявивший забастовку сотовый телефон, решительно сунула его в дальний карман рюкзачка и заспешила, ловко лавируя между прохожими. Однако почти сразу остановилась, заглядевшись на парочку, сидящую в черной с хищными обводами лодке. Лодка покачивалась рядом с набережной, а парочка с обалдевшими от восторга лицами в четыре руки фотографировала распахнутую во всю ширь лагуну. Не сразу девушка поняла, что видит не просто лодку, а настоящую гондолу, а крепкий немолодой мужчина с длинным веслом, что удерживает её на месте и перекидывается шутками с пассажиром, это всамделишный живой гондольер. Тихонько засмеявшись своей несообразительности, объяснить которую можно было только обилием впечатлений, девушка отвернулась – от молодожёнов? влюблённых? или просто очарованных этим городом? – и заспешила дальше.

Пробежав мимо двух высоких колонн, стражами возвышавшихся перед площадью, шёпотом твердя местное суеверие: «только не между колоннами, только не между ними», девушка попала на площадь. Войдя в тень, падавшую на Пьяццету от роскошного дворца в стиле барокко, девушка завертела головой. Неужели не дождался? Неужели ушёл? Но напротив сиял на солнце камнем и кружевом Дворец Дожей, неподалеку вонзались в голубую бесконечность колонны, сверкая скульптурными символами города на старых гордых макушках, и верить в плохое никак не получалось. Паника, возникшая было, пропала, и девушка просто стояла и смотрела на снующих, сидящих, стоящих на вытянутой от набережной до собора площади людей, любовалась на купол Сен-Марко, на взмывающую над городом колокольню и думала, что Санька обязательно её найдёт. Этот город, весь из волшебства, воды и неба, не оставит свою новую адептку в отчаянии, не бросит её. Ведь она только прикоснулась к его магии, но не распробовала ещё его чудеса, не успела полюбить его так, как он заслуживает – навечно. Она влюблена в этот город всего лишь час и у них, в конце концов, только конфетно-букетный период! Он не может её подвести! Девушка фыркнула и замерла, почувствовав поцелуй на своей шее.

– Держи, опозданка! – в руке оказался рожок с самым вкусным в мире земляничным мороженым.

– Прости, я задержалась, – залепетала она, пытаясь смотреть на мужа и одновременно не выпускать из вида гомонящую Пьяццету: в нескольких метрах от них группа молодых ребят начинала импровизированный концерт на губных гармошках и пластиковых контейнерах.

Санька улыбнулся и весело ей подмигнул:

– Ты не задержалась – ты изменила мне с этим городом. Я ревную.

Девушка лизнула мороженое и засмеялась:

– Не беспокойся, муж мой. Мы закрутим любовь на троих.