ЧЕЛОВЕК НА СЦЕНЕ
1
Представление – адская штучка!
Ни к чему водевиль созерцать.
Потому быть актером мне жутко.
А, ведь, жизнь заставляет играть…
Всё изменчиво в жизни актёра,
Ведь актёр не играет себя,
Но грехов наполняющих свора,
Истязает. Души не губя,
У актёра слеза показная?
Вы простите, но так говорят…
Что как он, это мнение зная,
Всё же плачет, построившись в ряд
С теми, кто превзошёл искушенье,
Наряду с теми, кто виноват?
Так, невольно, – он принял решенье,
Словно выпил раздавлено яд.
О, друзья! Сострадайте актёру:
Искушение он одолел.
Уберите экранную штору
И поймите: ваш дух онемел.
Одолейте опустошенье.
Вы – не правы, отбросьте сей вздор.
Будьте вежливы духом, решенье
Принимали не вы – режиссёр!
Жизнь души отстоять нужно смело!
Сострадая, настроиться в лад
С тем, кто жил до того неумело,
Что воскрес, приняв дерзостно яд.
2
Я принимаю яд. Звучит мятежно, –
Как в праведнике тонкая строка.
Я не могу жить полностью безгрешно,
И смерть нужна мне просто для рывка.
Умру! (поборник Лермонтова…) – «Всуе!», –
Так акмеисты мне поставили на вид,
Но это – небеса. А затоскует
По мне великий Гоголь: «Инвалид…»
Религия останется безгрешной –
Она такому способу дерзит.
Набоков будет ломок, как орешник,
А Чехов откровеньем поразит…
Куда идти? Какие мне дебаты
Ещё на этом свете предстоят?
С актёром Пушкиным? При нём всегда пенаты,
И говорят со мною, говорят…
Прилежно умиляться Достоевским?
Он ропщет, как надёжная судьба.
Я – умер. Поспешу скорей на Невский,
Где нет души, а есть людей гурьба.
Смешаю карты. Буду идеальным.
В потоке я. Всё знаю наизусть.
И он несёт меня до Театральной,
И шепчет Гоголь: «Ну, смелей! Не трусь!»
И вот Акрополь… Римляне и греки…
Как в той провинции – я здесь собой горжусь.
«Назад!», – велит Господь. Отверзну веки.
Рывок сработает! Сократом я рожусь.
