Редакторский портфель aequans'а.

Дорогие читатели "Геометриста", здравствуйте! Редактор рад приветствовать вас в своей скромной колонке. Как вы знаете, наш совместный поэтический марафон с "Енисейским садоводством" и "Вестником влюблённых" завершён. Мы получили десятки писем со всех концов нашей страны и из-за рубежа. Люди присылали нам стихи о том, что их волнует – о снижении посевных площадей под овёс, о вычислении площади поверхности полуконуса, о сердечной боли, когда кажется, что весь мир на стороне твоей бывшей, о скитаниях вечных и о Земле. Не всегда нам было легко разобраться, в какой именно журнал адресовано письмо, но все сложности преодолены и каждое из наших изданий размещает в новом номере особый материал – подборку стихотворений с комментариями. "Геометрист" всегда славился своим умением провести линию между любыми областями знания, мы не делим темы на важные и неважные. Предлагаем и вам убедиться, что геометрия – царица всех наук и самые разные авторы рады возможности посвятить текст какой-либо из её фигур или теорем. Я слышал, в художественной речи тоже есть фигуры, и некоторые из них не сложнее трапеции или ромба: вот мы и провели эту линию.

(квадрат) Стихотворение берёт ложный старт: кажется, что глаза указывают на овалы. Но двуязычный каламбур, единственный в тексте, прямо указывает: это только присказка. Истинная фигура текста проявляется в конце первого строфоида, и это поле для игры в крестики-нолики (которые и сами задают визуал, балансируя где-то на периферии восприятия читателя). "по вертикали /по горизонтали /по диагонали" – описание всех возможных способов выиграть в эту игру. Их графическая совокупность подчеркивает форму квадрата. Подчёркивается, что выигрыш и проигрыш могут произойти нечаянно, как бы во сне. Дана картина звёздного неба как величайшей плоскости. В конце мы видим формулировку совершенной задачи – саму Вселенную, загадывающую новые загадки тому, кто дерзнёт дать на них ответ, кто и в состоянии сна не утратил пытливости и живости ума. Даже смерть – не повод прекратить эксперимент с формой, будь это партия в давно уткнувшуюся в "ничейную смерть" игру или диалог с самим овеществленным мирозданием. Сон и смерть так похожи – брат и сестра. Каждый из нас хотел бы иметь возможность сохранить что-то главное, вынести за скобки то наносное, чем пичкает нас усреднённо-консьюмеристский мир. Как видим, оставить это главное в рамках короткой формулы – вполне посильная задача. Четыре главных слова – как четыре вершины квадрата, четыре точки на плоскости, проходящей через всех нас.

(треугольник) В данном случае можно было и не уточнять – автор уже в названии указал, какому именно журналу адресуется и о какой фигуре говорит. До некоторой степени это обманчиво – прямоугольник кухни легко представим как сумма двух, трёх, любого количества треугольников; тараканы могут пользоваться любыми удобными им гипотенузами, просто сменив топографическую модель своего пространства, принимая в каждый момент времени те гипотенузы, по которым не перемещаются, как произвольные, не подлежащие буквальному отображению в консенсуальной системе координат. Для внешнего наблюдателя, разумеется такое движение выглядит как броуновский хаос; но рассчитано ли это движение вообще на наблюдателя или же является для субъектов самоцелью? Данный вопрос выходит за рамки нашей компетенции, но мы благодарны за возможность его поставить. Геометрическая абстракция упирается в атрибутацию чисто личностных качеств, подобно "очарованному" кварку гипотенузы "наивны", "прелестны" и поют. Это, а также общий лёгкий тон произведения не должно вводить в заблуждение. Тараканов в пространстве текста на самом деле нет, с самого начала говорится, что они отсутствуют, вытеснены, подразумеваются. Нечто живое (пусть и неприятное на бытовом уровне) оказывается замещённым собственной абстракцией, то есть менее приспособленным к требованиям среды, менее звучным, ещё более наивным. Таков разум учёного, преуспевшего на пути познания, такова возможная судьба всего нашего мира. А вы хотели бы жить на кухне, где нет ни тараканов, ни малейшей надежды на их появление?

(круг) Ещё один текст, где принадлежность автора к нашим постоянным читателям проговаривается прямо. Друзья, мы тоже вас любим! Читайте "Геометриста", решайте задачи на плоскости и в пространстве, что есть наш мир, как не совокупность различных фигур? Бросается в глаза, что круг присутствует в тексте не просто как риторическая фигура, стихотворение действительно закольцовано, кусает себя за (пёсий) хвост. Не всем реалиям суждено остаться прежними при переходе на новую итерацию. Тряпочный цветок превращается в живую гвоздику, дол – в рай, инициалы А.Н. – в "Сашку". Неизменным остаётся элегическое отношение к смерти, готовность пусть уступить ей, но не склонить головы, не впасть в демонстрацию боли и отчаяния. Прозвучит банально, но друзья наши живы, пока помним о них и готовы навещать, пусть и в могиле. "Псины" – явная аллюзия на загробного стража Цербера, но и они не трогают героя – граница между мирами мёртвых и живых без того непроницаема, это разные плоскости бытия. Однако любой из нас может вспомнить об ушедших и соединить эти плоскости отрезком с вершинами в точках своей памяти и себя-нынешнего. И получается, это лучшее, на что все мы способны.

(арбелос) Развеваются шнуры на одеянии шамана, раскачивается лезвенный маятник в форме лунного серпа. Текст объединяет обряд, ритуал и "европейский" взгляд без следа иррационального. Это подчеркивается и обилием инверсий, таким образом часто передается звучание иноземной речи. Лишь в концовке становится ясно, что рацио это – мнимое, что шаман действительно побывал в мире голодных духов и должен быть готов действовать на основании полученных там данных. Дихотомией шкура/кожа подчёркивается неоднозначность разделения внешнего по отношению к герою пространства. Одежда – это уже человек или ещё нет? Зависит от того, насколько остр нож. Лизать соль – действие, характерное для копытных, то есть жертв. Хищник получит свою соль с их мясом и кровью. Губы выдадут того, кто приложился к чаше, маятник-полумесяц на миг замрёт в высшей точке и качнётся обратно. Круг, символизирующий жизнь, не для всех задач должен быть выстроен полностью. Той его части, что иллюстрирует охоту, порой вполне достаточно. Не каждый ритуал скрупулёзен в следовании детали.

(отрезок) Проведение линии между двумя точками – идея и основной прием текста. Герой выходит из точки А в точку В, в то время как судьба проводит совсем другую линию – с точкой в душе героя. Наука не уберегла героя от несчастья, от плевка. Но сдаваться он не собирается, сделать шаг назад – не в его принципах. Отрезок – это прямая, кратчайшая линия, лишённая неровностей, изгибов, свободная от любой неоптимизации. Каждый хотел бы таким слыть, не каждый способен таким быть. Обращение во втором лице – деликатное, дающее читателю возможность задуматься, насколько прям его собственный путь. Ведь каждый человек порой нуждается в такой возможности.

(точка) Одной точки мало для фокусировки зрения, поэтому текст рассматривает их скопления: пыльцу, лепестки, птиц высоко в небе etc. Соотношение частей в каждой такой совокупности произвольно, одна точка ничем не отличается от других, но все вместе они образуют некоторый глобальный фактор, паттерн, меняющий героя (и наше) восприятие всего мира. Пыльца – средство размножения цветов. Цветы витальны и либидны, что ещё больше подчёркивает отчуждение героев. Падающие лепестки – переход к новой фазе размножения, к завязи плода. Но для героя это напротив повод вспомнить о былом и убедиться, что возврата к нему не будет. Птичья стая – полёт, свобода, исполнение мечты. Но груз былого снега (слежавшиеся точки-снежинки) не даст этому воплотиться. Одни совокупности точек не сильнее и не слабее других, мир достиг вероятностного коллапса, тепловой смерти. Перед нашими глазами прошла череда времён года – и пришла к статике; возврата к прошлому нет, каким бы оно когда-то ни казалось многообещающим. Конечно, снежинка имеет гораздо более сложную форму, чем точка. Но эта сложность предметна, её можно рассмотреть, увеличив масштаб. Точка – это абстракция, нечто имеющее минимальный размер, то, что рассмотреть нельзя, как ни крути линзы. Герой не в состоянии увеличить масштаб и потому мыслит категориями абстракций, что и порождает его отчаяние. Убедительный образ и ненавязчивый урок читателю.

(полукруг) Точнее, две половинки круга. "Всё лучшее" – это поделенный надвое ломтик грейпфрута, кислинка для напитка, отдающего хвоей. Героиня чувствует распад – расставание с привычным, со счастьем, с комфортом. Этот распад проявляется и семантически ("расплавил август... то, как я счастливая была"), и поведенчески ("минуты убивала"), и на уровне мироощущения ("я... умерла"). Привычный круг мира расколот как лёд в бокал, разъят и не подлежит восстановлению. Раньше или позже, сегодня или в следующий раз, но энтропия заберёт своё, как всегда это делает. Не то чтобы героиня ценит прошлое или фиксируется на нём, называя лучшие его моменты "болтовнёй о всякой ерунде". Скорее ей в тягость отсутствие собственного места, то, что мир ничего ей не должен. Через всякую точку внутри окружности можно провести диаметр и расколоть её надвое, но окружность – не просто сумма этих частей, а их соположенная друг другу совокупность. В тексте нет и намёка на восстановление этой цельности, он безапелляционен в своём отчаянии, и это подкупает. Не в любом тёмном царстве-пространстве есть место светлому лучу.

(шестиконечная звезда) Текст острый, даже провокационный, единственный в нашей подборке скрывающий до поры, какую именно фигуру описывает, и более того – пускающий по ложному следу в виде круглой монеты! "Звезда" присутствует в самом начале текста, а вот указание на количество ее лучей – в концовке, в "шестикратно", сопровождаемом указанием на "церкви", то есть духовную насыщенность символа. Конечно, Маркс прежде всего ставит вопрос об иной звезде, пятиконечной, и она присутствует в тексте как фигура второго ряда, слегка политизированный фон для увлечений героини, повод для удивления её друга. Нелишним будет напомнить читателю о многочисленных теориях "еврейского следа" при воплощении "Капитала" на практике, однако по очевидным причинам на данном направлении одним упоминанием нам и надлежит ограничиться. Впрочем, это всё вопросы символики, игры досужего ума (хотя коллектив нашего журнала, естественно, приветствует любые задачи с полными данными, дающими тем не менее повод для применения нестандартного подхода). На истинную загадку текста однозначного ответа не даётся, и в зависимости от того, какой версии мы придерживаемся, смысл его меняется радикально. Фактически можно говорить о двух разных текстах, записанных одной и той же совокупностью символов. "Плазма" – это состояние вещества или компонент крови? В первом случае лето слепит героя ярким солнцем, за что расплачивается падающая звезда (плазма – вещество звёзд). Хлёст паутинок по глазам – ожог сетчатки солнечным светом, "отлетит этот день" – указание на то, что светило скрылось. "Кроткий лик" в такой трактовке – антропоморфия плазмы, "а во лбу звезда горит". Текст в целом при таком толковании использует эту цепочку аналогий для демонстрации внутреннего мира героини. Вторая трактовка гораздо мрачнее. Если плазма – это кровь, то у героя в самом начале темнеет в глазах от её оттока или нехватки. Осколки минут – указание на краткость отпущенного ему срока, а монета, разумеется, упадёт решкой, а не полнокровным орлом. "Дети" и "дети наших детей" подчёркивают другую коннотацию крови – как маркера семьи, родства. Но самому герою уже не быть частью этой общности, его день отлетел, путь завершился. "Кроткий лик" при таком взгляде – указание на готовность героини смириться с его потерей, а концовка говорит о готовности молиться о его душе – чему явно противопоставлен Маркс, увлечение которым в этом случае – не яркая черта, а ошибка молодости. Двойственность этих трактовок и порождает центральную фигуру – два наложенных друг на друга разнонаправленных вершинами треугольника, один из которых указывает вверх, к плазменному солнцу, а второй вниз, к земле, в которой успокоится вся наша вытекающая (да и оставшаяся в нас тоже) кровь. Тонкая работа.

(штрих-пунктир) Используемые в тексте образы рассыпчаты, дискретны, не просто не выдерживают проверки соположенностью, но используют эту противоречивость как приём. Как нельзя два раза войти в одну реку, так нельзя и два раза приехать в один и тот же Петербург. Любопытен приём, которым маркируется хронология происходящего, через обыгрывание названия "чернила для пятого класса", причем без упоминания собственно чернил. Получается, "монотонная стрельба" – это последствие "я тебе объявляю войну". "Пакость бурная" читателю не поясняется, поскольку слой краски на этом месте слишком тонок. Такова природа кажущегося парадокса – не всякое ружьё, которое в итоге выстрелит, следует обязательно вешать на стену в первом акте. Апроше или апрош – это approximate, cтепень удаленности объектов друг от друга, то есть чёткости и цельности проходящего пунктира. Разлом апроше – это и их, чёткости и цельности, снижение, торжество аморфности, "размазанной палитры" в противопоставлении конкретной проявленной форме. Текст на самом деле не работает со временем, он работает с анализом пустого пространства между знаками,утверждая, что оно более важно, чем сами знаки. При всей своей плакатной условности обоснование этого тезиса моделируется вполне убедительно – как ни странно это прозвучит применительно к тексту, в котором убедительнее всего выглядит именно его неубедительность.

(теорема о четырёх красках) Данная теорема знакома нашему читателю. Несложно посчитать, что красок в тексте ровно четыре – синий, голубой, лазурь, чернота. Три цвета похожи вплоть до ситуационной невозможности их разграничения, четвертый им противопоставлен – и, занятно отметить, в реальных картах для обозначения областей не используется. Героиня считала, что может выбирать, каким цветом окрасить ту или иную область, но на практике ограничена жёсткими условиями задачи. Она пытается окрасить взгляд героя лазурью – но её там нет. Только чернота, отсутствие цвета, та краска, которой героиня не располагает – как образ отчуждения, непреодолимой границы. Выбора палитры нет. Есть предзаданные цвета (в случае героини три ее цвета предзаданы небом) и есть те, что нам не поддаются, которыми мы не можем располагать. Самая подробная карта имеет смысл только в том случае, если показывает хотя бы теоретически доступные нам места.

Решайте задачи, доказывайте теоремы, и пусть жизнь хранит вас от острых углов. До новых встреч на наших прямоугольных страницах.