Древняя свежесть

В один из прозаических конкурсов ПБ я подал работу на библейский сюжет. Интересной была реакция некоторых вполне образованных людей. Поначалу было некое недоумение, но после я объяснил, что в данном случае представляю Библию как литературное произведение. А почему нет, ведь она состоит из отдельных книг, имеет свои сюжеты, героев, свой язык. Кстати о языке. Синодальный перевод, с которым мы чаще всего имеем дело, осуществлён коллегиально при жизни Александра Сергеевича. Условно говоря, это пушкинский язык, который не может не доставить удовольствие нынешнему читателю-эстету. А в упомянутом конкурсе я нашёл взаимопонимание и даже получил слова благодарности за то, что помог по-новому взглянуть на очевидные вещи. Итак, независимо от того, читаем мы эту самую популярную книгу в истории человечества или нет, она обладает своей литературной прелестью. Я хочу предложить вам лишь один фрагмент. Он не из библейской поэзии, которая в ней имеется в большом количестве. В нём нет крылатых выражений, известных миру из Библии. В этом фрагменте просто мысль и язык, слова, принадлежащие Апостолу Павлу в послании к Евреям, общине, состоящей из обычных людей того времени. Я испытываю интерес и трепет к подобным вещам - как мыслили люди в древние времена, как выражались (категории, ценности, интеллект и прочее), чувствую себя как археолог у почвенного среза с древней стоянкой... Перед нами образец с изложением мысли человека двухтысячелетней давности в переводе современников Пушкина. И этот синтез древней загадки и доступности для нашего слуха меня очаровывает, вне зависимости от богословия: "Бог, давая обетование Аврааму, как не мог никем высшим клясться, клялся Самим Собою, говоря: истинно благословляя благословлю тебя и размножая размножу тебя. И так Авраам, долготерпев, получил обещанное. Люди клянутся высшим, и клятва во удостоверение оканчивает всякий спор их. Посему и Бог, желая преимущественнее показать наследникам обетования непреложность Своей воли, употребил в посредство клятву, дабы в двух непреложных вещах, в которых невозможно Богу солгать, твердое утешение имели мы, прибегшие взяться за предлежащую надежду, которая для души есть как бы якорь безопасный и крепкий, и входит во внутреннейшее за завесу, куда предтечею за нас вошел Иисус, сделавшись Первосвященником навек по чину Мелхиседека".