О нас и об нашем братстве нетленным взором (прежде улыбнитесь) :
" − Ба! Да ведь это писательский дом. Знаешь, Бегемот, я очень много хорошего и лестного слышал про этот дом. Обрати внимание, мой друг, на этот дом! Приятно думать о том, что под этой крышей скрывается и вызревает целая бездна талантов.
− Как ананасы в оранжереях, − сказал Бегемот и, чтобы получше полюбоваться на кремовый дом с колоннами, влез на бетонное основание чугунной решетки.
− Совершенно верно, − согласился со своим неразлучным спутником Коровьев, − и сладкая жуть подкатывает к сердцу, когда думаешь о том, что в этом доме сейчас поспевает будующий автор "Дон Кихота", или "Фауста", или, черт меня побери, "Мертвых душ"! А?
− Страшно подумать, − подтвердил Бегемот.
− Да, − продолжал Коровьев, − удивительных вещей можно ожидать в парниках этого дома, объединившего под своею кровлей несколько тысяч подвижников, решивших отдать беззаветно свою жизнь на служение Мельпомене, Полигимнии и Талии. Ты представляешь себе, какой поднимется шум, когда кто-нибудь из них для начала преподнесет читающей публике "Ревизора" или, на самый худой конец, "Евгения Онегина"!
− И очень просто, − опять-таки подтвердил Бегемот.
− Да, − продолжал Коровьев и озабоченно поднял палец, − но! Но, говорю я и повторяю это − но! Если на эти нежные тепличные растения не нападет какой-нибудь микроорганизм, не подточит их в корне, если они не загниют! А это бывает с ананасами! Ой-ой-ой, как бывает!...
− Ваши удостоверения? − она с удивлением глядела на пенсне Коровьева, а также и на примус Бегемота, и на разорванный Бегемотов локоть.
− Приношу вам тысячу извинений, какие удостоверения? − спросил Коровьев, удивляясь.
− Вы − писатели? − в свою очередь, спросила гражданка.
− Безусловно, − с достоинством ответил Коровьев.
− Ваши удостоверения? − повторила гражданка.
− Прелесть моя… − начал нежно Коровьев.
− Я не прелесть, − перебила его гражданка.
− О, как это жалко, − разочарованно сказал Коровьев и продолжал: − Ну, что ж, если вам не угодно быть прелестью, что было бы весьма приятно, можете не быть ею. Так вот, чтобы убедиться в том, что Достоевский − писатель, неужели же нужно спрашивать у него удостоверение? Да возьмите вы любых пять страниц из любого его романа, и без всякого удостоверения вы убедитесь, что имеете дело с писателем. Да я полагаю, что у него и удостоверения-то никакого не было! Как ты думаешь? − обратился Коровьев к Бегемоту.
− Пари держу, что не было, − ответил тот, ставя примус на стол рядом с книгой и вытирая пот рукою на закопченном лбу.
− Вы − не Достоевский, − сказала гражданка, сбиваемая с толку Коровьевым.
− Ну, почем знать, почем знать, − ответил тот.
− Достоевский умер, − сказала гражданка, но как-то не очень уверенно.
− Протестую, − горячо воскликнул Бегемот. − Достоевский бессмертен!
− Ваши удостоверения, граждане, − сказала гражданка.
− Помилуйте, это, в конце концов, смешно, − не сдавался Коровьев, − вовсе не удостоверением определяется писатель, а тем, что он пишет! Почем вы знаете, какие замыслы роятся у меня в голове? Или в этой голове? − и он указал на голову Бегемота, с которой тот тотчас снял кепку, как бы для того, чтобы гражданка могла получше осмотреть ее..."