Ищу критика!

30 августа 20117

Илья Рейм (и Khelga)

______________

Друзья!

Сегодняшним разбором мы завершаем летний сезон рубрики "Ищу критика!". 

Осенью рубрика выходить не будет, но вместо неё... впрочем, всё скоро узнаете.

______________

ТЕМАТИЧЕСКИЙ ВЫПУСК, ПОСВЯЩЁННЫЙ СТИХОТВОРЕНИЮ, ЗАНЯВШЕМУ ПЕРВОЕ МЕСТО В ОТБОРОЧНОМ ТУРЕ КУБКА

Здравствуйте! Сегодня в рубрике «Ищу критика» — очередной экспериментальный выпуск. Посвящён он будет одному стихотворению, бывшему в последнее время предметом интенсивного обсуждения (если, конечно, то, что имело место, может быть названо обсуждением). Казалось бы, мы будем просто разбирать очередной текст, чего же тут экспериментального? Но, во-первых, стихотворение — не самое тривиальное. А во-вторых, формат будет чуть необычным. Итак, встречайте:

Khelga, «Ave»

Небо — небрежно рвано.
Туча — большая булка.
Ласточки-дельтапланы
Чертят на небе буквы.

Буквы стремятся к Аve.
Aву Maria ладит:
Тысячелистник, мальва,
Тысячелетье, ладан.

Лето на ладан дышит,
Морща прохладный прудик.
Шепчут трусихи-вишни:
«Листьев — и тех убудет».

Ветер, боец бывалый,
Фразам трусих не внемлет.
Капли малинок алых
Целятся в сердце. В землю.

Пли! Бессердечно. Гулко.
Пли! Недолёт. Промашка.
...Крошит на гаджет булку
Отроковица
Машка.

В первый раз читаешь — и иррационально понимаешь, что текст очень любопытный, но смысл его сразу в полной мере не раскрывается: налицо загадка. Попробуем эту загадку поразгадывать, а потом — сравнить результат с видением автора. В этом и будет новизна сегодняшнего формата: автор примет участие в процессе. Кстати, если говорить о том, как вообще надо читать стихи, то тут можно сделать рекомендацию почти универсальную: сначала надо прочесть стихотворение целиком, попытаться ухватить его общий облик и душу, не вникая в мелкие частности (правда, если в стихотворении присутствуют по-настоящему крупные корявости, натренированное на их поиск ухо всё равно будет «спотыкаться»). Как ни странно, именно первое впечатление от чтения и интуитивного целостного восприятия сути текста чаще всего оказывается верным. Правда, тут есть одно условие: отношение к тексту должно быть нейтральным. Заранее убедив себя, что текст лишён смысла или неуклюже написан, вы будете находить только подтверждения этому факту. И заранее поверив в гениальность стихотворения, вы тоже, конечно, исказите своё восприятие.

Если говорить о смысле текста, то здесь, как и во всей подобной лирике, правильнее говорить не о едином и единственно верном смысле, а о пространстве смыслов, которое лучше всего рассмотреть как набор мотивов с пониманием того, как эти мотивы проводятся и взаимодействуют, во что в итоге каждый из них выливается. Надо сказать, на абсолютную полноту анализа мотивов я не претендую, но она и не требуется — об этом скажу позже.

Для начала попробуем уловить то, что очевидно. Во-первых, это «AveMaria» (название католической молитвы, более привычным нам аналогом которой является «Богородице дево, радуйся...», вытекающее из заголовка и из игры слов «Аву Maria» — «AveMaria») — явная отсылка к Богоматери. Отсылка, вероятно, не нова, но на первый взгляд довольно загадочна: здесь героиня стихотворение (Maria, она же «отроковица Машка»), казалось бы, находится в современности. Во-вторых, пейзажный мотив, плавно переходящий в философию. Описывается конец лета — и видна довольно традиционная для соединения философии и пейзажа параллель: конец лета, осень — упадок, окончание жизни. В-третьих, налицо девочка Машка, вероятно, копающаяся где-то в социальной сети или на форуме (ладит «аву», то есть аватарку, картинку пользователя) и, возможно, играющая на гаджете в какую-то игру.

Итак, это то, что прочлось сразу. Теперь попробуем пройтись по тексту и уделить внимание его более мелкой конкретике, и уже после этого соберём мотивы воедино.

Небо — небрежно рвано.
Образ очень читаемый, но поглядим и его анатомию, просто для лучшего понимания. Рвано, конечно, не небо, а облака. Это троп, называемый «метони́мия», замена понятия на смежное, в данном случае — туч на небе на само небо.
Туча — большая булка.
Сравнение тучи с булкой. Почему бы и нет? Иные крупные тучи и вправду похожи на батон белого хлеба.
Ласточки-дельтапланы
Сравнение ласточек с дельтапланами. Звучит естественно, хотя это как минимум не самое захватанное сравнение.
Чертят на небе буквы.
Так автор видит — ласточки выписывают символы. В этом образе есть некий элемент фантастичности, однако неестественности — нет!

Что ж, пока это пейзаж. Не лишённый красоты и свежести описания, довольно образный, но только пейзаж.

Буквы стремятся к Аve.
Aву Maria ладит:
Тут перескок к Марии, создающей аватарку, и перекличка с мотивом Богородицы, который впервые появился в заголовке.
Тысячелистник, мальва,
Тысячелетье, ладан.
Наиболее загадочное место в стихотворении. Пожалуй, именно про него я не могу сказать, что понимаю до конца. Тысячелистник и мальва — довольно известные растения. Тысячелетие и ладан — понятия, которые можно связать с темой христианства. Сочетание этих двух пар не выглядит бессмысленным, на интуитивном уровне ряд мною воспринимается совершенно отчётливо как связь пласта современности (девочка, гаджет, конец лета) с пластом древности и вечности (Богородица). Не скрыт ли тут какой-то понятный автору более чёткий логический смысл — не могу сказать. Но свою видимую мною в стихотворении функцию связи пластов и времён эти две строчки выполняют хорошо.

Лето на ладан дышит,
Автор возвращается к описанию природы, но начинает звучать и философская тема. То, что ладан повторяется уже в составе идиомы — довольно красивый композиционный ход.
Морща прохладный прудик.
Нешаблонный способ описать рябь на пруду. Кроме того, морщины ассоциируются со старостью — и параллель конца лета с увяданием и концом жизни этим образом ещё чуть-чуть подчёркивается.
Шепчут трусихи-вишни:
«Листьев — и тех убудет».
Образ страха перед увяданием, осенью. Опять весьма и весьма необычный.

Ветер, боец бывалый,
Фразам трусих не внемлет.
И ещё один мотив, уже вроде бы мажорный. Но восприятие его не вполне однозначно. Возможно, ветер олицетворяет некую злую силу времени и разрушения, а возможно, и является образом жизнеутверждающим, соединяющим некую внутреннюю отвагу и принятие порядка вещей. Скорее всего, оба толкования смешиваются, параллельное существование различных толкований вообще характерно для сложной лирики.
Капли малинок алых
Целятся в сердце. В землю.
С пейзажной точки зрения — падают ягоды. Возможно, заодно девочка играет в какую-то игру на гаджете. А ещё — ещё смерть целится в сердце.

Пли! Бессердечно. Гулко.
«Гулко» — понятно, прямое описание звука. Но почему вдруг «бессердечно»? Потому что надвигающаяся неотвратимая осень воспринимается как жестокая сила.
Пли! Недолёт. Промашка.
Атмосфера этой пары строк — какая-то бесшабашная и полная внутренней отваги. Не знаю, может быть, Вы захотите выразить это ощущение другими словами — стихи иногда очень трудно объяснять. Но я хотя бы попытался передать ощущение.
...Крошит на гаджет булку
Отроковица
Машка.
Ещё раз звучит параллель Машки с Богородицей — я бы сказал, что та склоняется над миром, как Машка над гаджетом, а тут ещё и слово «отроковица», явно связанное в нашем сознании с древностью и, пожалуй, с церковной речью.  Заметим, что в начале текста с булкой сравнивается туча, благодаря чему параллель усиливается. Кто-то увидит в этом кощунство. А кто-то — нормальную и естественную параллель, никоим образом не принижающую образ Богородицы. Я вижу второе, так как в принципе считаю, что в здоровом варианте веру должно быть практически невозможно оскорбить — она выше потенциальных оскорблений и уж точно не станет воспринимать как оскорбление что-то, явно допускающее корректное толкование.

Подводя итоги построчного движения по тексту, вычленим мотивы:

·    летний пейзаж;

·   тема осени как упадка и движения к смерти, трепета природы перед лицом осени (трусихи-вишни), ветра как символа стихии и стрельбы в сердце (описание падение ягод);

·     девочка Машка и Богородица.

И ясно, что образ девочки и образ Богородицы — это образы, несущие надежду перед лицом разрушения, преходящести, времени. Детальнее анализировать, полагаю, уже не нужно. Есть общая картина и общее понимание. Да, в силу множества неоднозначностей и сложности проведения параллелей некоторые вещи нельзя чётко истолковать. Но и без этого то пространство смыслов, которое несёт всю философскую нагрузку стихотворения, в основном прозрачно. Хотя уточнять можно. Например, зная, что автор — многодетная мать, я готов спорить, что мотив продолжения себя в детях и преодоления «осени» через продолжение рода тут тоже звучит. Но для читателя не так уж важно, точно ли этот мотив присутствует. Стихотворение задаёт общее пространство смыслов, причём делает это довольно последовательно и уверенно. Дальше в нём можно увидеть разное, но отнюдь не «что угодно», как могли бы подумать некоторые.

Чем же данное стихотворение хорошо? Тем, что заставляет читателя, желающего понять его, думать. Причём речь вовсе не о простом логическом мышлении, речь идёт о мышлении образном и интуитивном. Задача, которая перед читателем стоит — соединить логику и чистую образность, рациональное и интуитивное, если хотите — соединить лево- и правополушарное мышление. Это стихотворение — сложная система, несомненный образец многомерности настоящего художественного произведения. Особенно отрадно, что всё это сделано без вторичности — выстроена своя система изложения, а не заимствована готовая. И именно поэтому оно было одним из двух, которым я поставил в первом туре Кубка высшую оценку «15». Результат же (первое место) показывает, что я не был в этом одинок.

Что ж, мой разбор закончен. Теперь послушаем автора (причём свой разбор я, естественно, ей не показывал, а её разбор сделан позже, чем был закончен мой).

АВТОРСКИЙ РАЗБОР (ПИШЕТ KHELGA)

По мнению некоторых теоретиков современного нам постмодернизма, он суть культура преимущественно «женская» — ибо постмодернизм спонтанен, далёк от жёстких оппозиций, но близок к «бесконечному полю игры письма», в которое «в процессе чтения превращаются все трое — автор, текст и читатель». 

Разумеется, про «игру письма» придумала вовсе не я. Вовсе Илья Ильин, известнейший отечественный филолог. Но ввиду того, что я — женщина и постмодерн гендерно уважаю, я позволила себе — конечно, конечно, «резвяся и играя», — написать постмодернистский стишок «Аve», который снискал, несмотря на свой жизнеутверждающий посыл, всякого по полной. 
Приходится объясняться. 

Итак, экспозиция. 
Небо — небрежно рвано. 
Туча — большая булка. 
Ласточки-дельтапланы
Чертят на туче буквы.
Я опять о нём, родимом. Одно из основных понятий постмодернизма — интертекстуальность. Текст для постмодернистов тождественен миру. Интертекст — культуре. Культура — простите, хаосу. Хаос же неупорядочен, рван. Изначально. Вспоминается — в связи с заданным мне кем-то вопросом: «А кто же таки порвал это ваше небо?!» — известнейший киноперсонаж Шурик, печально интересующийся: «Часовню тоже я развалил?» Нет, Шурик часовню не разваливал. И небо тоже не рвал. Небо такое изначально — небрежно рваное. Оно в «Аve» интертекстуально. 
Далее. Туча-булка. Здесь, вопреки некоторым осуждающим, один слой, простенький: туча пухлая, булка пухлая. Туча похожа на булку. В данной конкретной туче не должно ковыряться на предмет внутреннего наполнения. Например, Бродский сравнивал грудь памятника с велосипедным колесом. Он же не призывал. вскрывать памятнику грудину на предмет велосипедных спиц? 
Далее. Ласточки-дельтапланы. С ними сложнее. Во-первых, образ двояковыпуклый. Во-вторых, в стишок вводится технократическая компонента. В-третьих, в исконное, вечное врывается бренное, созидающее вечное. Буква вечна. Кроме того, существует банальная цепь: буква — слово — текст; и именно текст есть главный объект постмодернизма

Буквы стремятся к Ave. 
Аву Мaria ладит: 
Тысячелистник, мальва, 
Тысячелетье, ладан.
Буквы из первого четверостишия стараниями ласточек складываются в «Ave». «Аve» , или «радуйся» — элемент молитвы, обращённый к Деве Марии. Птички славят Богородицу. Сиропно? Очень. 
И потому вторая строка катрена деконструирует этот сироп. Богородица, заводящая аккаунт в соцсетях — остро, на грани, но, на мой взгляд, не богохульно. Мир порочен, мир жесток. Кроме того, он опутан интернет-паутиной. Можно воздействовать на паутину — дабы улучшить мир. Думаю, у пользователя Maria это получилось бы. 
Аватарка. Тут есть глубокий книксен в сторону символического (согласно Барту) коду постмодернизма. Три составляющие изображения вещны и, так сказать, природны (флора, фауна была раньше): тысячелистник, мальва, ладан. Тысячелистник — трава Святого Иосифа. По одной из легенд, плотник Иосиф, опекун Христа, лечил полученные в процессе плотничьих работ раны именно листьями тысячелистника. Ладан — древесная смола, один из даров, которые волхвы принесли младенцу Христу. Мальва — олицетворение солнца.
Одна составляющая — тысячелетье — непредметна. 
Таким образом, компьютерная аватарка девы Марии вмещает в себя исцеление, свет, вневременье, дар. Я бы обратила внимание на такую аватарку.
Второй катрен ёмок и в фонетическом смысле. Ave — ава — август. Август, собственно, лезет из следующего катрена. 

Лето на ладан дышит, 
Морща прохладный прудик.
Шепчут трусихи-вишни: 
«Листьев — и тех убудет».
В первой строке четверостишия обыгрывается известный фразеологизм. (Предвосхищая, хочу оговориться специально для не слишком внимательных читателей (были претензии, были): по моей задумке, в «Ave» из катрена в катрен обязательно перетекает какой-либо словечко. Буквы — буквы, ладан — ладан, трусихи — трусих, сердце — бессердечно. И всё это ради закольцевавшей текст булки! Чисто технический момент).
Итак. Август венчает лето. Уходит тепло. Вода холодна. Антропоморфные вишни боятся увядания и последующей смерти. Весьма тревожная строфа. Следующая строфа множит эту тревогу:

Ветер, боец бывалый, 
Миру трусих не внемлет.
Капли малинок алых
Целятся в сердце-землю.
Ветру плевать на переживания по поводу бренности бытия. Он боец: он противопоставлен миру. 
Далее вновь возникает символический код от Барта. И он двойственен. Алые капли малины — и милитаристские пули, решетящие землю, и кровь сына Богоматери, страдающего за людей. Апофеоз. Смерть. О ней же вопит первая строка заключительного четверостишия:
Пли! Бессердечно. Гулко. 

Однако далее: 
Пли! Недолёт. Промашка. 
...Крошит на гаджет булку 
Отроковица 
Машка. 
Позволю себе процитировать отрывок замечательного мини-анализа Андрея Мансветова: «Смерть... не важна, она проходит мимо, промахивается, и через это реализуется общий смысл стиха, заключающийся в торжестве жизни». Лучше не скажешь. 
И наконец, вишней от трусихи-вишни на торте, — Машка. 
Видите ли, Maria и Машка — не одно лицо, как мне вменяют. Машка — обыкновенная пубертатная девица, отрешённая, слегка, вероятно, пастозная, подзастрявшая в упоминаемой выше паутине. Ей, как и ветру, на многое плевать. Она только и делает, что чертит в планшете ласточкины траектории да жуёт булку. Но встреча Машки и девы Марии — возможно, и в Интернете, масштабнейшем симулякре реальности, — предрешена. Потому что аватарка! И, следовательно, трансформация Машки в Марию — тоже. 
Жизнь. Её торжество. 

Завершить хотелось бы Филиппом Соллерсом, одним из теоретиков постмодернизма. Он писал: «Всякий текст располагается на пересечении многих текстов, перечитыванием, акцентированием, конденсацией, перемещением и углублением которых он является». 
Не разыскивайте внутри памятника велосипедных спиц. И привет от Шурика. 

МИКРОИНТЕРВЬЮ С АВТОРОМ (ВОПРОС-ОТВЕТ)

Ясно, что то, как приходят в голову стихи, загадка. Но всё же: как родились основные мотивы?

Август, дача, переменчивое небо, ласточки. Траектории их полёта.
Дочь-подросток, не расстающаяся с планшетом, сидящая на дачном крыльце. Её отрешенность, её начинающаяся женственность. Её вопросы вскользь — о мире, войне, о религии. Булка. Да, была булка. )
Мальвы на территории, тысячелистник за территорией. Поздняя малина.
Понимание взаимосвязей.

Ритмику такого логаэда (+--+-+-) уже приходилось где-то использовать? Или первый эксперимент?

Насколько я помню, первый.

Насколько такая метафоричность и неоднозначность текста для тебя типична?

Полагаю, что типична. В каждом моём стишке есть двойное дно.

В какой степени ты понимала смысл стихотворения заранее и в процессе, а в какой — после написания? Когда ты обычно понимаешь, что пишешь?

Я не впадаю в творческие экстазы, никогда. Возникла идея - я постаралась её воплотить. Были трудности с короткой строкой - вот здесь, пожалуй, появилось моё недоумение: с какого перепугу я взялась именно за эту метрику. )

Удовлетворена ли ты сама результатом? Что бы хотелось доделать, улучшить?

Я считаю, что стишок состоялся.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Теперь попробуем сделать выводы, а заодно и поразмыслить не только о стихотворении, но и о массовой реакции на стихотворение, которую все мы имели сомнительное удовольствие наблюдать. Последняя (массовая реакция) является ярчайшим показателем как культуры общения, свойственной значительному количеству обитателей сайта, так и читательской культуры упомянутых обитателей. То, что в стихотворении не все видят философские смыслы, положим, неудивительно, хотя, на мой вкус, сам факт наличия этих смыслов лежит почти на поверхности. То, что в стихотворении не видят смысла вообще (а мой разбор сочтут попыткой выискивания смысла в ахинее), положим, неприятно, но полбеды. Но то, что своё непонимание (являющееся, в сущности, всего лишь довольно простительным и обычно поправимым невежеством) считают основанием для поношений автора и криков «Жюри на мыло!» — это признак полного варварства, достойного Полиграфа Полиграфовича Шарикова. Жюри, конечно, не есть коллективный бог (тем паче не Бог — для тех, кто понимает разницу между этим словом, написанным с большой, и им же, написанным с маленькой), в сумме оценок жюри есть немалая случайная составляющая (а ещё судьи, представьте себе, иногда ошибаются и ставят довольно нелогичные оценки — с ними это тоже бывает, правда, куда реже, чем с менее подготовленными читателями). Тем не менее, общая тенденция в том, что хорошие вещи, как правило, поднимаются в голосовании вверх. Можно говорить о том, что на первом месте могла почти с тем же успехом оказаться какая-то другая вещь, это бесспорно. Но надо смотреть правде в глаза: далеко от первого места данное стихотворение просто не могло быть по своим вполне объективным свойствам. Его не нужно было «тащить» в победители тура. Судьям не нужно было ни о чём сговариваться, им было достаточно внимательно читать, и я считаю, что тут они свою задачу выполнили. Реакция же тех, кто считает «Ave» чушью, напоминает реакцию Промокашки из фильма «Место встречи изменить нельзя» на исполнение Шараповым шопеновского этюда №2 фа-минор: «Ну, это и я так могу!». Вот когда «Мурку» — это да, это понятно.

Вот что я Вам скажу, дорогие мои! Разобранное стихотворение без вопросов относится к поэзии. Не утверждаю, что это непременно бессмертный шедевр: для такого утверждения пока нет никаких оснований. Даже не знаю, разовая это удача автора или начало чего-то большего. Но то, что стихотворение удалось, сомнению не подлежит. Да, оно не является понятным с первого прочтения каждому (и не каждому, пожалуй, тоже — для понимания надо думать). Да, никто не утверждает, что оно должно непременно нравиться: любое стихотворение, не исключая лучшие образцы классики, вполне может оставить даже квалифицированного читателя равнодушным и не произвести впечатления. Дело в другом: безоговорочное отметание его как белиберды — признак читательской культуры на уровне плинтуса, практически вопль во Вселенную: «Я ничего не понимаю в поэзии!» Предпочитать стихи, сложность которых находится на уровне произведений Агнии Барто или сказки про Курочку Рябу, само по себе вовсе не стыдно: на свете много прекрасных стихотворений, которые можно назвать очень простыми для восприятия. Стыдно другое — ставить поэзии потолок уровнем собственного развития и считать, что все должны этого потолка придерживаться.

Ниже я привожу небольшой список рекомендаций для чтения. Это довольно известные стихотворения вполне классических авторов (Гумилёва, Пастернака, Маяковского). Сами стихотворения очень разные, но одно их роднит: при первом прочтении Вы наверняка не сможете сказать, что поняли там всё. Возможно, даже бо́льшая часть останется тайной. Но ни одно из них не является бессмыслицей, и каждое из них на свой манер — образец классической поэзии (хотя стихотворение Маяковского — очень раннее, по нему заметно, что писал его ещё далеко не зрелый, хотя и явно талантливый автор, выросший впоследствии в того Маяковского, который нам хорошо знаком; там можно увидеть не самые удачные строки, но надо понимать, что автору было 18–19 лет, а писалось это более ста лет назад, и выглядящее сейчас — после зрелого Маяковского — корявостью, тогда было скорее экспериментом, попыткой разрыва привычной ткани поэтической речи). Попробуйте вчитаться в них без предвзятости: именно предвзятость обычно убивает всякую возможность понять то, что находится за рамками привычного, на всю жизнь обрекает нас ходить одними и теми же тропами, без конца тиражируя «предрассудки, усвоенные до восемнадцати лет». Заодно можно заметить, что, например, хохочущие арапы в стихотворении раннего Маяковского ничуть не менее загадочны, чем тысячелистник с мальвой. Всем успехов, хороших стихов, понимания поэзии и... понимания того, что уровень восприятия любого из нас — не предел. Надо учиться видеть то, что выше. И это труд. Прежде всего — работа над собой, открывающая новые и новые горизонты.

1.   Н. Гумилёв, «У цыган».

2.   В. Маяковский, «Ночь».

3.   Б. Пастернак, «Баллада» (1916, 1928).