Литературная гостиная

Константин Жибуртович
Я уйду и скажу, что не всё – суета…

|эссе|

«… И после смерти он просит нас пойти дальше — навстречу тому свежему ветру, который избранных пьянил, с ног сбивал, из мертвых воскрешал, потому что, если не любил, значит - и не жил, и не дышал...»

иеромонах Димитрий Першин

Несколько сокровенных мыслей вслух, сформулированных после 30 лет моего заочного знакомства с Владимиром Семёновичем Высоцким - как попытка автора хоть частично понять его душу и огромный, многосложный, противоречивый внутренний мир...

I

В этом "толстом" и суетном Мире всякий художник обречен на глубинное непонимание, и требовать его - бессмысленно. Он получает либо - обожание и фанатизм, либо - беспощадную критику и набор личных клише, а чаще - и то, и другое; но все это, как тонко подметил Бродский (по сути) - две стороны одной медали. 

Я всегда вспоминаю одну историю. Она показательна: как Высоцкого совершенно не понял не просто выдающийся футболист и тренер, а человек прекрасной эрудиции, интеллектуал и театрал, знаток классики искусства - Константин Иванович Бесков. В тихий час на спартаковской базе в Тарасовке, отслеживая досуг футболистов с присущим ему авторитаризмом, Константин Иванович отчитал одиноко слушающего Высоцкого Юрия Гаврилова нетерпимее, чем за карты, нарды, или распитие вина. Из катушечного магнитофона донеслось: Нет, ребята - всё не так, всё не так, как надо... 

- Смотри, Юра.

Кого ты слушаешь? Покатишься по наклонной. Начнешь так же петь, хрипеть, пить и баб менять. Выключи это немедленно!

Константин Иванович, спортсмен, армейский человек и государственник, наотрез отказывался даже слегка впускать Высоцкого в свою душу. В том числе - так любимые старшими поколениями военные песни. Отсекал с первых секунд. Хотя, погружение в призвание у обоих - Высоцкого и Бескова - было абсолютно схожим: глубоким и самоотрешено-аскетичным...

Другой болезненный вопрос - не меньшая неприязнь к творчеству Высоцкого множества религиозных людей. Потому что с позиций формальной логики суду (точнее - осуждению) подвластны все мы - без исключения. На одном самарском православном форуме т.н. "ревнитель" и неофит (кстати, практически ровесник Высоцкого) разнес его личные грехи в пух и прах: «…пьяницы Царствие Небесное не унаследуют!» Ему ответили: «Дураки - тоже!»

II

Я впервые познакомился с ним в середине 80-х. Тогда, на волне горбачевской оттепели, была издана серия пластинок "На концертах Владимира Высоцкого". Ни до, ни после - я никогда не слышал такого огромного, проникновенного, душевного и человечного тепла - даже не в самих песнях, а в общении с залом в паузах между ними, рассказах и зарисовках - из жизни и о жизни. Много позже понял: Высоцкий, невзирая на всесоюзную популярность и обожание в самых разных социальных кругах, являлся интровертом.

Концерт (как и роль Гамлета в Театре на Таганке) был Литургией, в которой тонкие струны его музыки, души и поэзии выходили в толстый Мир, на время отбросив ложную стеснительность. Он делился так, как не принято в этом Мире. Но, вместо понимания, получал шквал аплодисментов с неумным обожанием - от простых трудяг до секретарей Обкомов. И снова - закрывался. Там, куда допускались считанные люди близкого душевного устройства...

III

Я бы хотел попробовать рассказать о личном понимании несомненной, "до призывающей Благодати" Высоцкого, которая дана нетварным духом всем душевно чутким людям - вне зависимости от Крещения, т.н. "религиозной принадлежности" и прочих - частично важных, необходимых - но, все равно, - перил, а то и костылей многосложной человеческой личности. Являются ли песни Высоцкого поэзией? Вопрос сколь глобальный, столь и провоцирующий на долю субъективизма в ответе.

Вот что, к примеру, изрек с позиций личного понимания Борис Гребенщиков:

«… Рок-н-ролл и поэзия не совсем сочетаются. И я никогда бы не стал претендовать на столь высокое звание, как поэт. Александр Пушкин, Уильям Батлер Йейтс, Иосиф Бродский - поэты, а Борис Гребенщиков - музыкант. В хорошей песне все элементы сбалансированы. На бумаге многие элементы не очень смотрятся, а в песне именно так, как должны, - не только за счет смысла, но и за счет музыки, тембра голоса исполнителя, магической наполненности пространства и так далее. Если взять совершенный стих и попытаться сделать из него песню, то получится не очень. Хороший стих не предполагает музыкального сопровождения. В нем уже есть своя музыка...»

Давайте вспомним, что Высоцкого часто называли именно "рокером" – в этом я убедился и на личном опыте, ибо с 2000 по 2003 годы, проводя прямые эфиры с исполнителями из ротации Радио Шансон, неизменно задавал всем "звездам" - от Грушинского Трио до откровенного блатняка - вопрос о "музыкальной нише" Высоцкого. Никто из них не считал Володю "своим" - ни барды, ни исполнители "городских романсов". Чаще всего я слышал ответ в духе - "ну, Высоцкий - это Высоцкий, сам понимаешь..." Чуть реже его именовали рокером "по духу" и восприятию. Никогда - поэтом...

И мне давали добрые советы,

Чуть свысока похлопав по плечу,

Мои друзья — известные поэты:

Не стоит рифмовать «кричу — торчу».

И лопнула во мне терпенья жила —

И я со смертью перешел на Ты,

Она давно возле меня кружила,

Побаивалась только хрипоты.

Я от суда скрываться не намерен:

Коль призовут — отвечу на вопрос.

Я до секунд всю жизнь свою измерил

И худо-бедно, но тащил свой воз.

Но знаю я, что лживо, а что свято, —

Я это понял все-таки давно.

Мой путь один, всего один, ребята, —

Мне выбора, по счастью, не дано...

Конечно, Владимира обижало - как и всякого живого человека - отношение к творчеству как к "песням под гитару". Он был гораздо глубже, но в нем самом современники видели кого угодно: актера, барда, песенника - но, не поэта с даром бескрайней души. Пожалуй, единственный, кто разглядел Высоцкого раньше, чем последующие поколения, был Бродский. В середине 70-х у Володи с Иосифом состоялась пара встреч в Америке. Интересно, что (по воспоминаниям Бродского) глубокий разговор в обоих случаях - не завязался. Оба бесконечно уважали творчество друг друга, но при личном контакте оказались подобно параллельным прямым, что видят и любят друг друга, но - не пересекаются. Именно Бродский сказал Высоцкому, что считает его тексты поэзией. Допускаю, сам Иосиф отсеивал нехитрое гитарное сопровождение и внимал Сути без прикрас музыки. Владимир же, по воспоминаниям Марины Влади, был окрылен оценкой Бродского. Ему оказалось достаточно одного мнения от бесконечно уважаемой, иной, но - равно-глубокой души. После этого он перестал обращать внимание на критиков...

IV

Все читатели, более или менее знакомые с хронологией творчества Высоцкого, наверняка подметили его эволюцию в сторону личных размышлений напополам с болью - о вере, жизни, смерти в последние 5 лет перед уходом (1975 - 1980). Как-то незаметно исчезают юмористические зарисовки о советском социуме, песни о спорте и крепкой дружбе, и даже лиричные переживания мятущейся души незримо наполняются совсем иной, совершенно несвойственной раннему Высоцкому, глубиной - о душе - маятнике, зависшей между землей и небом...

Я когда-то умру – мы когда-то всегда умираем,

Как бы так угадать, чтоб не сам – чтобы в спину ножом:

Убиенных щадят, отпевают и балуют раем.

Не скажу про живых – а покойников мы бережем.

В грязь ударю лицом, завалюсь покрасивее набок,

И ударит душа на ворованных клячах в галоп.

В дивных райских садах наберу бледно-розовых яблок.

Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

Прискакали. Гляжу: пред очами не райское что-то:

Неродящий пустырь и сплошное ничто – беспредел.

И среди ничего возвышались литые ворота,

И огромный этап, тысяч пять, на коленях сидел.

Всем нам блага подай. Да и много ли требовал я благ?!

Мне – чтоб были друзья, да жена чтобы пала на гроб.

Ну, а я уж для них наворую бессемечных яблок…

Жаль, сады сторожат и стреляют без промаха в лоб.

В онемевших руках свечи плавились, как в канделябрах,

А тем временем я снова поднял лошадок в галоп.

Я набрал, я натряс этих самых бессемечных яблок –

И за это меня застрелили без промаха в лоб.

И погнал я коней прочь от мест этих гиблых и зяблых,

Кони головы вверх, но и я закусил удила.

Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок

Я тебе привезу: ты меня и из рая ждала!

С точки зрения "догматов Богословия" стих совершенно не выдерживает критики.

Автора очень легко попрекнуть и в личном неверии, и в самонадеянном обращении к сокровенному, но недопонятому, не прожитому, не прочувствованному, к тому же,  искаженному личным страстным умом. И все это совершенно неважно, потому что и в стихах на бумаге, и в исполнении, и интонации - ошибки быть не может, это слышно: человек стоит и стучится. И осталось-то уже немного, считанные годы - а что годы? - пылинки в Вечности. Конечно, отворят и примут... "Отворят и примут"... Тут сразу вспоминается, как здорово досталось Высоцкому от богословов вот за это обращение из глубин души к Марине Влади, когда ему оставалось жить не более двух месяцев:

И снизу лед, и сверху. Маюсь между.

Пробить ли верх иль пробуравить низ?

Конечно, всплыть и не терять надежду,

А там — за дело, в ожиданьи виз.

Лед надо мною, надломись и тресни!

Я весь в поту, как пахарь от сохи.

Вернусь к тебе, как корабли из песни,

Все помня, даже старые стихи.

Мне меньше полувека — сорок с лишним,

Я жив, двенадцать лет тобой и Господом храним.

Мне есть что спеть, представ перед Всевышним,

Мне есть чем оправдаться перед Ним...

Понимаете, какая самонадеянность: «… Мне есть что спеть, представ перед Всевышним,

Мне есть чем оправдаться перед Ним...»… Опять-таки, с позиций авторитетного Богословия, этого (посмертной участи) знать никому не дано: нет "заслуг" пред Богом, и можно уповать лишь на Его бесконечную милость. Но все, осуждающие Высоцкого за "духовную наивность", "слепую самонадеянность", упускают из вида тот факт, что поэт (как и Бродский) был абсолютно безжалостен к себе самому. Бродский предостерегал изображать из себя жертву, даже когда ты оказался в жерновах безжалостных объективных обстоятельств, и самые близкие люди по-человечески жаждут тебя пожалеть. Высоцкий выразил нечто схожее в знаменитых строках "Я не люблю":

Когда я вижу сломанные крылья

Нет жалости во мне - и неспроста

Я не люблю - насилье и бессилье

Вот только жаль - распятого Христа...

"Нет жалости во мне"... Не к кому - то иному, ведь сама песня - от первого лица - "Я". Нет жалости к собственному бессилью. Нет и никаких оправданий. Нет виновных, кроме тебя самого! Это вообще постоянно прослеживается в стихах Высоцкого - юмористических, сентиментальных, страстных, тем более - высоких. Бродский изрек, что Отец, конечно, милостив - простит. Но... (с внутренней горечью) мне надо суметь простить себя самому. Это очень редкий вид гордыни (ах, как легко обвинить человека в тайном самолюбовании!), свойственный лишь по - настоящему глубоким людям: суметь простить себя самому. В том числе - через Покаяние. И в этом контексте строки Высоцкого "… мне есть, чем оправдаться перед Ним…" становятся уже не самонадеянностью, а личным утешением, анестезией: прости себя, ведь Он, действительно, - милостив до бесконечности! Конечно, это почти невозможно осмыслить эгоистично - самовлюбленным натурам, да и фарисеям: они находятся в ином Измерении:

Мне судьба — до последней черты, до креста

Спорить до хрипоты, а за ней — немота,

Убеждать и доказывать с пеной у рта,

Что не то это все, не тот и не та…

Что лабазники врут про ошибки Христа…

Это тоже, если вдуматься, о милости. Христос не ошибается. И, только в Нем - любовь, красота, справедливость и милосердие - не вступают в противоречие между собой. Но, любовь и милосердие - выше. Высоцкий благодатно - интуитивно нащупал этот "небесный нерв" и дар творчества в последние годы:

Я до рвоты, ребята, за вас хлопочу.

Может, кто-то когда-то поставит свечу

Мне за голый мой нерв, на котором кричу,

За весёлый манер, на котором шучу...

Хлопотать... Переживать... Принимать близко к... Спотыкаться от суммы личных слабостей и несовершенств. Снова подниматься (без жалости к сломанным крыльям!) - и опять идти, или ковылять. Он знал, безошибочно чувствовал, что этот Крест его раздавит. Но, никогда не помышлял о том, чтобы с него сойти. Говорят, могла бы помочь Церковь. Точнее, он сам своей душе - через нее. Но, я задумываюсь: а принял бы Высоцкий, при его острейшей чувствительности ко всяким формам несправедливости - сумму человеческих грехов, предрассудков, слабостей и заблуждений внешней жизни земной Церкви? Думаю, что нет: "... И не Церковь, и не кабак, Ничего не свято...". Успокоение и Освобождение поэту мог дать только Отец:

Вот и сбывается все, что пророчится,

Уходит поезд в Небеса - счастливый путь!

Ах, как нам хочется, как всем нам хочется

Не умереть, а именно уснуть...

Земной перрон... Не унывай!

И не кричи - для наших воплей Он оглох

Один из нас поехал в Рай

Он встретит Бога там, ведь есть, наверно, Бог...

«... для наших воплей Он оглох...» - вдумайтесь в эти строки: Он пострадал за всех нас...

V

В Раю нет творчества. По крайней мере - поэзии - точно. Даже если взять искаженный, земной макет и плоский людской прообраз Рая. Вы были когда-нибудь на отдыхе, который ждали весь год? Наверняка. Интересно, что в том месте, что считается "личным раем", не творится ничего. И бесконечно легко на душе. Иногда - вне зависимости от внешнего одиночества. Творчество - поэзия, проза, музыка, живопись - начинаются потом. По возвращении. Как плач об утраченном. И еще - попытка наполнить светом и добром не устраивающую, а то и совершенно безжалостную - Реальность.

Наверное, Володе уже отворили ту самую Дверь - еще в июле 1980 года. Но, чтобы войти в нее, надо смириться с Совершенством. Успокоиться, принять его, отказаться от страстности (которая, глубинно, и есть - оголенная реакция на искаженный Мир, острая тоска по Совершенству) - и ничего не переделывать - ибо, не о ком уже плакать: все прощены и спасены. Наверное, поэтому святые отцы единодушно писали о том, что посмертную участь мы всегда определяем сами. А смирение - наивысшая добродетель для Спасения. Смирение - не как земная покорность человеческим глупостям или дурному бездарному начальству. Смирение пред тем самым Совершенством Творца. И Его принятие.

Я думаю, что единственное, за что сегодня следует молиться – за Владимира.

И, даст Бог, - не менее искренне и сердечно, чем он хлопотал при жизни за всех нас...

«…Я уйду и скажу, что не все - суета...» Владимир Семёнович Высоцкий (1980 г.)…

https://poembook.ru/contest/268/poem/14818   эссе "Я уйду и скажу, что не всё - суета..." в Чтениях
https://poembook.ru/konstantin17   Константин Жибуртович