Отче наш
О, Отче наш молитвам внемли!
Услышь греховного порыв.
Как на руках гниет нарыв
Так и гниют святые земли!
О, Отче наш меня прости,
Коль есть ещё нужда прощать.
Поэтов нужно умерщвлять
Нам этот мир не по пути.
Прости за похоть и за блуд
За недоверие и веру,
Что я к себе пустил химеру.
Так в одиночестве и мрут.
Глупой затеей одержимый
О чистой и большой любви
Пренебрегал порой людьми
И ползли слухи как ужи.
Что б избежать дурной молвы
И обмануть свою природу,
Ведь рыба, ведома народу
Гнить начинает с головы
Я грезил славою своей
Богов фальшивых воспевая.
На них всем сердцем уповая
Не признавал иных людей.
И страстной жаждой к вечной славе
Я был как солнцем ослеплен.
И сам в себя порой влюблен
И люд за это в полном праве
Меня по совести судить.
Мне может ты давно пророчил,
Своим собратом тёмной ночью,
Как Кайну Авеля убить.
Все двадцать лет на сей земле
Я сам обманывал себя.
Я отрекался не любя
От тех кто больше дорог мне
Но верю я в душе как зов
Ещё настанет пробужденье.
Я уповаю на спасенье
И на прощение грехов.
Услышь греховного порыв.
Как на руках гниет нарыв
Так и гниют святые земли!
О, Отче наш меня прости,
Коль есть ещё нужда прощать.
Поэтов нужно умерщвлять
Нам этот мир не по пути.
Прости за похоть и за блуд
За недоверие и веру,
Что я к себе пустил химеру.
Так в одиночестве и мрут.
Глупой затеей одержимый
О чистой и большой любви
Пренебрегал порой людьми
И ползли слухи как ужи.
Что б избежать дурной молвы
И обмануть свою природу,
Ведь рыба, ведома народу
Гнить начинает с головы
Я грезил славою своей
Богов фальшивых воспевая.
На них всем сердцем уповая
Не признавал иных людей.
И страстной жаждой к вечной славе
Я был как солнцем ослеплен.
И сам в себя порой влюблен
И люд за это в полном праве
Меня по совести судить.
Мне может ты давно пророчил,
Своим собратом тёмной ночью,
Как Кайну Авеля убить.
Все двадцать лет на сей земле
Я сам обманывал себя.
Я отрекался не любя
От тех кто больше дорог мне
Но верю я в душе как зов
Ещё настанет пробужденье.
Я уповаю на спасенье
И на прощение грехов.