Хугин и Мунин
Всем белым воро́нам и отбеленным во́ронам посвящается.
Мунин:
Скажи-ка, чёрт крылатый, помнишь, как вешали коней жрецы?
А помнишь ты, как вьюга смерти глупцов и немощных брала?
Как храбрый муж сражался с зверем, а мудрый – заточал резцы?
Как глупость видел каждый третий, как видит жертву взор орла?
Ты помнишь, Хугин, чёрт крылатый, времён тех славных изразцы?
Хугин:
Я знаю, Мунин, бес проклятый, я знаю всё и знаю всех.
И знаю я, как глуп муж храбрый, и знаю я, как слаб мудрец.
Как груб Мидгард! Хрупки́ здесь думы, как хру́пки радости утех.
Как шумен сброд, невидим ум, как жив борец и мёртв творец!
Я знаю, бес проклятый, знаю, как много в мире сём прорех!
Мунин:
Вот чёрт крылатый, верно молвишь! Видать, недаром остр твой клюв!
Я знаю только, что я помню, а помню я так много зла, что дух воротит.
Сколько можно! Злодейский люд идёт на бойню, жаждя́ ума, гнушаясь чувств…
Одни глупцы дела ценя́т как жизнь, другие гибель предпочтут любой работе…
Тут одного мечтателя я сильно напугал, без всякой задней мысли лишь крикнув “невермор”.
Хугин:
Я знаю это, бес проклятый, и не смешит меня сей факт, как воду не смешат стаканы,
Как кровь и сталь, как ложь и подлость, всё сходно в черепе моём, от многого – и к одному.
Мне радость тошна... Скажи-ка лучше, ведь недаром в Стокгольме дэйна Кристиана
Прошли те массовые казни? Где старый Тролле был обижен на Стенов труп, и потому
Решил всех бюргеров и бондов, дворян, священников и знать отдать на плаху, так сказать?
Мунин:
Почём мне знать? Коль ты не знаешь, чёрт крылатый, почём же ведает глашатай?
Но весел мне один тот факт, что люди эти столь ущербны, что с нами равенства хотят!
Зовут они друг друга птицей – вороной, вороном, синицей… Видать, с умом-то плоховато!
А те, кто жаждут отличиться, меняют цвет у своей птицы. Гляди: филин – и кислотный наряд!
О! Голубой фламинго! А вон – павлин весь в саже. Люблю я красоту, уродства – враг заклятый.
Хугин:
Воро́ны белые кружат, и каркают отбеленные во́роны. На что им весь сей жалкий маскарад?
Сколь многих из своих ещё убьют безумцы, пока не станет ясно им: они не птицы, им птицами не быть!
Иль не понять им этого до самых дней последних? И грянет Рагнарёк, и в пасти свет померкнет,
А смерды так и будут мерить оперенье? Глупцы и трусы, обречённый тлен! Им слабости не скрыть!
А коль найдутся с перепугу, коль замоля́т, о Мунин, бес проклятый, как мы поступи́м?
Оба ворона:
ОТВЕРГНЕМ!