До свидания, Болгария!
Рассказ
Это случилось в те давние времена, когда девушки из провинции мечтали стать не топ-моделями, а хорошими специалистами, когда будущее виделось светлым, а любовью нельзя было заниматься - ей надо было отдавать всего себя…
Поезд уже стоял на первом пути, когда они приехали на Софийский вокзал. Вот он – чистый, сияющий в лучах утреннего солнца, с надписью СОФИЯ – МОСКВА. Деликатный Стоян предложил: «Мужчины заносят вещи в купе, а девушки могут еще минут пятнадцать погулять и проститься». Мила с благодарностью это приняла. Потом крикнула: «Постойте! Вас не пустят в вагон без билета». Любомир взял билет, и они понесли ее чемодан, коробки, узел с подарками к поезду.
Мила посмотрела на Богумилу – у подруги глаза были на мокром месте, сама она тоже была готова разреветься. Так уж совпало: и имена, и чувства… Они побродили между киосками, где Боги накупила ей еще тысячу милых мелочей: открытки с видами Софии, яркую ручку, заколку для волос…
На душе было смутно-восторженно от предстоящего прощания. Потом они посмотрели на часы, друг на друга: «Пора!»
В порыве благодарности она перецеловала всех. За минуту до отправления вскочила в вагон, кивала и махала из окна – все как во сне.
Поезд набрал скорость, мелькали ставшие родными пейзажи, надо было идти в купе. Постучалась. «Заповядайте!»- ответил мужской голос. «С мужчиной поеду, с болгарином»,-мелькнуло в голове. Открыла дверь. У окна сидел мужчина средних лет. Сначала обомлела: «Шукшин!» Те же высокие скулы, чуть раскосые глаза. «Нет, просто похож».
- А я думал, болгары со мной поедут, а вы явно своя, русская…
Резкий голос проводницы прервал его:
- Граждане пассажиры, приготовьте билеты!
У Милы в груди вдруг что-то сжалось, ухнуло, покатилось… Билет! Он остался у Любомира...
- Господи! – вырвалось у нее. – У меня нет билета. Я забыла взять у них билет!
Мужчина твердо произнес:
- Спокойно! Пересмотрите все вещи, сумочку. Может, они оставили его здесь, среди вещей…
Нет, на это, конечно, надеяться было глупо. Она четко сказала проводнице:
- У меня нет билета. Провожающие забыли мне его вернуть. Вы их видели: они заносили мои вещи.
- Ищите. Если до Русе не найдете, мы вас высадим. Я сейчас сообщу об этом начальнику поезда.
Что было дальше, она помнила с трудом. Сергей Николаевич, сосед по купе, спрашивал у нее адрес, бегал в соседнее купе переводить текст телеграммы на болгарский язык.
- Есть у вас деньги?
- Пять рублей наших и несколько стотинок болгарских…
- Ладно, сиди и не переживай…
До следующей станции, откуда сосед дал телеграмму, и еще до следующей, и еще до следующей она сидела, прикрыв глаза и сцепив руки на коленях. Сергей Николаевич отрывал взгляд от окна, иногда посматривал на нее, но она не шевелилась. В купе было гнетуще тихо.
Наконец на одной из станций принесли телеграмму: «Пътничката… забравила билета №… серия…от София за Москва. Моля да бьде допуската да пътува.» Это означало, что Богумила с ребятами, вспомнив про её билет, обратились к руководству вокзала в Софии.
Вторую телеграмму с подобным текстом через некоторое время принес маленький круглый человечек. У него были пухлые ручки с перетяжками, как у младенца, и круглая голова. Он представился: «Началник влак. Начальник поезда Георги Генчев».
Мила уже пришла в себя и с удивлением рассматривала говорливого человечка, у которого был бо-о-льшой дефект речи: он не выговаривал, казалось, все согласные – шепелявил, свистел, картавил. И хотя выражал свои мысли по-русски, иногда вставляя болгарские слова, понять его можно было с трудом. Он постоянно улыбался и казался каким-то сказочным гномом.
Сергей Николаевич, улучив момент, спросил ее шепотом:
- Пива нет у тебя?
- Нет, есть вино, хорошее, болгарское.
- Вино не годится. Сейчас я у себя достану.
Георгий пил пиво и весело щебетал:
- Ты не бойся, тебя теперь обязаны довезти до Москвы. Но даже если бы телеграммы и не пришли, я уже все решил. Я живу в Русе. У меня мама и две сестры. Тебя высадили бы с поезда, я сдал бы смену, и мы пошли бы ко мне. Мои женщины тебя с радостью примут. Может, погостишь у нас в Русе?
- Нет, что вы, спасибо. Мне домой надо. Меня родители ждут. От Москвы до дома у меня есть билет.
- Ну останься! Мы бы тебе через недельку билет купили.
«Пиво что ли у них слишком крепкое?»
- Знаем, знаем,- вмешался Сергей Николаевич,- любите вы в жены русских брать. Положил глаз на нашу путешественницу? Нет, теперь я за нее в ответе, доедем с ней до Москвы,- улыбался он.
- Все равно, - возражал Георгий,- сейчас я здесь распоряжаюсь, а что скажет русский начальник поезда? Он заступит в Русе. Я, конечно, постараюсь с ним договориться… Но ты не унывай, мы тебя приютим, если что…
Он ушел наконец. Заходили проводницы – одна, другая. Заводили разговоры об оставленном билете. Потом пришла суровая женщина, русский начальник поезда. Все они смотрели на Милу как-то оценивающе.
- Хорошо, что ты молода,- шутливо говорил Сергей Николаевич,- и по тебе видно, что студентка. Это они присматриваются, что с тебя можно взять.
- А что с меня взять? Я же сказала, сколько у меня денег… Вот еды мне мои болгары целую сумку положили. Но этим ведь их не подкупишь,- улыбалась она, расстегивая объемистую сумку.
- О, домати! – воскликнул Сергей Николаевич.- Люблю болгарские помидоры! У нас такие не вырастают.
- Кушайте, пожалуйста,- обрадовалась она. – Время обеда. Тут и курица есть, и хлеб, и все-все,- угощала Мила, доставая продукты из сумки. Ей так хотелось отблагодарить соседа за поддержку! – Правда, есть только нож, но нет вилок.
- Пиле, риба и жена пипам с ръце! – шутил он («Цыпленка, рыбу и женщину трогать руками!»).
За обедом Сергей Николаевич рассказал ей, что он преподаватель московского института, что ездил в Софию в очередную командировку, что везет с собой чемоданы русских книг, купленных в болгарских книжарницах, а вот еды домашней не видел давно… Мила после всех передряг вдруг тоже почувствовала необычайный голод. Они уплетали и весело болтали.
- Ты молодец,- говорил Сергей Николаевич,- что так стойко себя вела. Я ожидал…
- Молодец, что не плакала? Если б было кому – поплакала бы. А тут все чужие, что будет – страшно подумать. Сижу как камешек, все чувства атрофировались.
- Скоро Дунай, вечером, - сказал Сергей Николаевич, глядя в окно. - Не забудь монетку кинуть. Так уезжаешь, что надо обязательно еще сюда вернуться, рассказать друзьям.
Успокоившись после пережитого волнения, Мила почувствовала себя в поезде совсем как дома. Ей хотелось как можно больше рассказать соседу о себе, чтобы он не думал, что она такая недотепа: села в международный поезд без билета. Она хотела объяснить, что еще не уехала из этой страны, а уже скучает по ней.
- А знаете, что меня больше всего поразило в Болгарии, когда ехала сюда? Поезд проехал через границу и остановился. И напротив нашего окна – березка, стройная такая, родная. «Как же так? – думаю я. – Березка, символ России, и вдруг в чужой стране растет!» Головой понимаю, что границы, установленные людьми, для деревьев не указ, а сердце не принимает… Смешно, да?
- А мне мои болгарские знакомые доказывали, что Иван – болгарское имя. Очень много у нас общего…
Перед Русе забежал добрый гном Георгий, долго тряс руку, поцеловал в щеку, оставил адрес: «Обязательно напиши!» А когда проезжали Дунай, они бросили монетки в окно: «До свидания, Болгария!»
Граница положила конец беспокойству. Проводники не приходили больше. Дверь в купе открывалась редко. Они ехали вдвоем на двух нижних полках. Верхнюю занял вечером молодой немец-турист. Таких Мила много встречала в горах, куда Богумила возила ее. Немец, казалось, всех презирал, особенно себя – за то, что ему приходится ехать в русском поезде, за то, что на верхней полке. Он не пытался поздороваться или завязать разговор, сразу влез наверх и уснул. Утром его и его огромного рюкзака в купе уже и след простыл. Это безмолвное вторжение и исчезновение их опять рассмешило. Утро начиналось с веселой ноты. Сергей Николаевич рассказывал о своих поездках в Болгарию, о смешных приключениях. Мила поведала о том, как понравились ей древние Пловдив и Несебр, как тепло встречали ее в Дупнице. Она слушала своего соседа, и ей казалось, что вот именно сейчас, в эту минуту все в жизни идет так, как должно быть: бежит поезд, подрагивая на стыках рельсов, сменяются за окном картины, а рядом, напротив, умный и сильный человек с веселыми искрами в глазах. Эти узкие искрящиеся карие глаза казались такими родными и близкими. Было ощущение, что больше ей никуда не нужно стремиться, что это и есть жизнь…
Незаметно выяснили, что оба читали «Мастера и Маргариту», а она даже два раза: вместо подруги, взявшей у кого-то книгу на одну ночь, но ушедшей на свидание. Он смотрел «Зеркало» Тарковского, а она еще нет, но очень хочет посмотреть. Оказалось, обоим нравится Хемингуэй и Чехов, «Ленком» и Окуджава…
В Унгенах, где поезд «переобувался» в другие колеса и стоял несколько часов, Сергей Николаевич повел ее на местный рынок: «Теперь я тебя буду угощать. Здесь такие яблоки продают!» Продолжая начатый в купе разговор, Мила говорила о том, что ее волнует, что обсуждала только с подружкой Наташкой:
- …Человек – удивительное, противоречивое существо. В жизни он столько раз говорит: «Оставьте меня в покое!» Ему так часто хочется побыть одному. Но самой страшной для него пыткой является одиночество. Особенно жалко одиноких стариков: им уже трудно надеяться, что в жизни что-то изменится, случится чудо… А у вас есть дети?
- Да, сын, чуть старше тебя…
Купив фруктов, они шли пыльной тропкой к поезду.
- Расскажи лучше, красавица-славянка, как ты в Болгарии оказалась частным образом? У нас и по путевке трудно туда съездить.
- Никакая я не красавица! Терпеть не могу комплименты: они на девяносто процентов лживы.
- Очень самокритично,- смеялся Сергей Николаевич. – По-моему, в моих словах процент правды гораздо выше.
- Я переписывалась с этой девочкой, Богумилой, с первого курса. Адрес ее взяла в университете у нас, в Клубе интернациональной дружбы. Она мне очень интересные письма писала, мартенички присылала (знаете?), открытки, фотографии… Мы так хотели встретиться! И вот – получилось.
Вечером, когда за окном уже мелькали огни, она снова с детским чувством открытия мира говорила о волнующих ее вещах:
- Есть гипотеза, что человечество уже несколько раз погибало и возрождалось снова. Может быть, классики, такие как Шекспир, просто знали все истины, данные людям самой первой цивилизацией, и записали их в «Короле Лире», «Ромео и Джульетте»… А мы теперь должны жить по ним, как по нотам петь. Потому и кажутся нам эти вещи откровениями, что это сгущеенные, собранные вместе истины – Законы Жизни, открытые давно-давно. Древние считали, что в виде художественном они дойдут до нас лучше, чем в форме сухих указов и правил. А мы за последние тысячелетия поглупели и теперь не все понимаем в них или не придаем им важного значения. Мы не понимаем – и нарушаем… Поэтому столько бед на свете.
- Я, кстати, знавал одного короля Лира,- нарушил недолгое молчание Сергей Николаевич. – Ему бы вовремя вспомнить, как сложилась судьба у его литературного прототипа…
- А мне известно несколько историй любви. Правда, до смерти там не дошло, но переживания – как в трагедиях. Смерть не физическая, а душевная… Человек жив: ходит, говорит, - а внутри – пустота, чернота, как в выгоревшем доме.
- Ты веришь, что есть такая любовь? А впрочем, тебе ведь всего двадцать.
- Двадцать один! А о любви я вам расскажу одну историю. Я еще училась в школе. У меня были каникулы и , как часто бывало, я их проводила у бабушки в Ярославле. Настроение в шестнадцать лет переменчивое. Ждешь чего-то необычного, особенного, а оно не приходит. В таком настроении однажды вечером я вышла на улицу. Погулять просто так, без цели, подумать… Мне нравилась площадь в центре города, возле стадиона. Летом там всегда бьют фонтаны. Когда солнце садится, каждая капелька как бусинка, и все разного цвета…Там, возле фонтана, я и встретила этого парнишку. Он подошел ко мне – невидный такой, одет старомодно, в какой-то синей нейлоновой рубашке, лицо загорелое, волосы выгоревшие. Из деревни, наверное. Он говорит: «Девушка, вы не знаете Надю Кузнецову?» - «Нет, не знаю»,- раскрыв рот отвечаю я. – «Вы вспомните,- настаивает он,- имя Надежда, примерно вашего возраста, учится в кулинарном училище, а сюда приехала к бабушке на каникулы…Вы одного возраста, вы можете быть знакомы». – «Нет, -говорю я,- не знаю я никакой Нади Кузнецовой. Да вы так никого не найдете – город же большой. Может, знаете, как бабушку зовут, тогда в адресный стол…» - «Нет, не знаю… Понимаете, мне срочно придется уехать, надолго, может, года на два. Мне надо с ней встретиться, и проститься , и сказать…Я здесь уже два дня, спрашиваю у всех. Вспомните, может, вы встречались. У нее волосы длинные, темные, зеленые глаза , среднего роста, стройная…» - « Да что вы! Таких девушек в большом городе тысячи! Ничем я вам не помогу». Я отошла, а потом обернулась. Парень в синей рубашке остановил двух подружек и, видимо, спрашивал у них о своей Наде. С тех пор эта встреча не выходит у меня из головы. А вы что об этом думаете?
Сергей Николаевич слушал внимательно. На его лицо падала густая тень от верхней полки. Но и так хорошо были видны хитринки в его глазах.
- Понимаешь, в юности у любого парня хоть раз едет крыша из-за девушки. В этом смысле он как раз нормален, не является исключением. Вот если тебе встретится заинтересованный мужчина , скажем, моих лет и задаст тебе такие же вопросы, - беги от него не отвечая. Его скорее интересуешь ты, а не Надя Кузнецова. Но мне кажется,- добавил он серьезней,- как многие хорошие, милые девушки, ты романтизируешь этого деревенского Ромео.
- Ну вот, опять вы смеетесь! – с обидой выпалила она.- Мои качества тут ни при чем. Понимаете, человек жертвует ради любви … не собой, но удобствами, спокойствием. Это поступок! Искать девушку в большом городе по таким незначительным приметам! Он всерьез думает, что и глаза, и волосы у нее самые запоминающиеся, что ее не вспомнить невозможно! Так самозабвенно обычно любят женщины , а не мужчины. Любящая женщина о себе забудет, всем пожертвует… А если поймет, что любовь невозможна – уйдет первая – далеко-далеко. И не напомнит о себе…
- Но это уже совсем другая история. Мне кажется, ты не со мной разговариваешь, а отвечаешь каким-то своим мыслям…
Мила резко, на вдохе, остановилась, как будто застигнутая врасплох. Вдруг дверь в купе открылась, отодвинутая могучим плечом проводницы.
- Чайку не желаете?
Расставляя стаканы на столе, она благодушно поведала:
- Ну, студентка, доехала все-таки. Завтра утром Москва.
- Как? Уже? – вскрикнула Мила. – Ах, да!
- Вот так уже! – повернулась в дверях проводница. – Сорок с лишним часов – «уже»!
Красноречие Милы иссякло. Все как-то посерело, приняло вечерние тона и расплывчатость. Она вдруг поняла, что это путешествие, в котором она растворилась, заканчивается, что завтра ей придется навсегда проститься с этим дорогим человеком. Чай был горячий, но она не заметила. Легла спать, но не спала. Она смотрела на тусклую ночную лампочку под потолком и беззвучно молилась: «Господи, я не знаю ни одной молитвы, прости меня! Господи, я не знаю как, но сделай невозможное – чтобы мы не расстались. Господи, благодарю тебя, что ты дал мне встречу с ним! Господи, благослови Болгарию, которая нас познакомила. Господи, почему нельзя сделать, чтобы всем было хорошо?..»
Он, видимо, тоже не спал – вздыхал, ворочался. Он, может, чувствовал ее беззвучные слезы, но ничего ей не сказал.
Утром оба встали строгие и бледные. Собирали вещи, перекидываясь деловитыми замечаниями: «Давай помогу». – «Подождите, я застегну замок у сумки». – «Это ведь тоже твои вещи?» - «Спасибо». – «Благударя…Опять надо отвыкать от болгарского».
На перроне его встречала аккуратная, чистенькая женщина лет сорока – его жена. Втроем вышли на привокзальную площадь.
- Я сейчас, Людмила, подожди, - глядя ей прямо в лицо, произнес Сергей Николаевич. – Я подгоню машину, она на стоянке. Мы отвезем тебя на вокзал. Тебе ведь на Казанский? Пожалуйста, жди, я скоро. Ждите меня здесь,- сказал он, обращаясь к жене, вопросительно смотревшей на него.
Он едва отошел на десяток шагов, как рядом остановилось такси, высаживая пассажиров. До этого неживая, как загипнотизированная, Мила вдруг очнулась:
- Стойте! Откройте багажник! Да помогите же мне! – скомандовала она таксисту. Это было похоже на бегство. Жена Сергея Николаевича стояла в недоумении, не двигаясь .
- Быстрей, на Ярославский!- почему-то сказала она, хлопая задней дверцей.
- Что, на поезд опаздываем? – весело спросил таксист, срывая машину с места.
Мила смотрела в заднее стекло. Она сразу разглядела Сергея Николаевича в толпе. Он обернулся, когда она садилась в машину. Резко повернул обратно, пробежал несколько шагов и остановился в растерянности.
- До свидания. Прощайте! – одними губами произносила она.
