Из Пролога повести "Южный тропик".
С дурнотой бороться становилось все труднее. Наверное у него все же было сотрясение мозга. Да еще и серьезная потеря крови, не смотря на перетягивающую повязку на бедре. Кстати, сколько времени прошло с тех пор как он ее наложил?
Берега материка было уже не видно. Разбитая яхта, дрожа всем телом взбиралась на очередной черный округлый водяной вал и падала боком вниз. Каждый раз казалось, что это конец, но крепкая современная посудина, рассчитанная на океанское плавание, каждый раз выдерживала многотонные удары и снова выправлялась. Правда, каждый раз все тяжелее и тяжелее. Пулевые пробоины в бортах находились где-то в носовой части, а вот пробоина от гранатомета была уже в районе моторного отсека, а туда Андрей добраться не мог. Вода прибывала с каждым часом, и сейчас она плескалась уже в кают кампании. Сколько осталось: два часа, четыре, шесть? Бразильское течение неумолимо тащило судно на юг и дальше от берега. Все корабли, которые проходили Магелланов пролив и двигались на север в Буэнос- Айрес и Монтевидео, держались западнее, что бы не тратить лишнего горючего на борьбу с течением. Можно было бы надеяться на морской путь, который связывал материк с Фолклендами, но и он теперь остался далеко к западу. Яхту несло уже не курсом «south»*. На сколько Андрей мог определить по солнцу, теперь ее несло скорее курсом «south-south-east». Здесь прямых караванных путей не существовало.
Все? Конец? Тупая боль в онемевшей ноге мешала думать. Мысли путались, метались в голове. Они уже не искали выхода, сознание просто хотело жить. Андрей вдруг осознал, что опять вынырнул из беспамятства. Он сидел свесившись в кресле перед приборами и бесполезным штурвалом на открытом мостике яхты. Спуститься в каюту к Марии, вынести ее наверх? Смысл? Пусть лучше так, пусть она не узнает, что умрет и не будет в этот момент в сознании.
Андрей оглянулся на палубу, где волны перекатывали мертвое тело. Со спины, на бок и на живот. Потом назад. Руки убитого при этом безвольно как тряпки шлепали по палубе, а ноги сплетались в замысловатом танце. Смотреть на это было неприятно и даже больно...
Все понятно, все давно передумано: ты военный, ты офицер, ты выбирал эту профессию сознательно, ты знал, что всегда существует возможность умереть. В этом твоя работа — если надо, то принять смерть. Спокойно, мужественно! Но все равно до боли жаль, что произойдет это вдали от дома, что он не может проститься с отцом...
Стрекот вертолетного винта привлек внимание Андрея. Он поднял голову и увидел знакомый силуэт КА-27 с соосными винтами. Все правильно, подумал, Андрей, это же морская авиация, а КА-27 наиболее устойчивы к непогоде, к сложным атмосферным условиями. Вертолет?
Сознание начало просыпаться. Вертолет, бортовой 14, это с «Саратова»! Значит ракетный крейсер услышал, догнал. Или Ломашевский передал, где нас искать, и «Саратов» патрулировал в этом районе.
Андрей из последних сил, скрипя зубами полз по трапу вниз. Потом с отдыхом и почти теряя сознание — вверх. Тянуть тело Маши было было невероятно трудно, как будто она весила килограммов сто. Потом так же автоматически он закреплял на ее груди ремни, и смотрел как ее тело пошло вверх к вертолету. Потом петля снова вернулась и он хотел подтащить Сашкино мертвое тело. Но яхта уже наклонилась и ее нос стал задираться вверх. Андрей поскользнулся на мокрой от крови палубе и успел ухватиться на кронштейн кресла перед штурвалом. Перед лицом плясал и подпрыгивал трос с ременной петлей, а Сашку уже накрывала волна. Одна, вторая... Оно теперь было мокрое и крови на нем было видно. А потом вода накрыла Сашку и больше не отпустила.
Андрей закусил губу и уже не смог сдерживать слез. Он машинально закрепился на тросе и почувствовал, как его поднимают. А яхта под ним уходила под воду... вместе с Сашкой.