Карл у Клары...

Карл у Клары...
Ну, это известная история. Собачка Карла IV свалилась в гейзер и ошпарилась. Карл сделал странный вывод: покалечившая животинку вода - целебная. И заложил город. Может быть, для собачек, которые не успели ошпариться. Но и люди как-то подтянулись. И с четырнадцатого века всё хлещут и хлещут гадкую на вкус воду. Вроде она помогает. От собачек или от желудков. Вот от помутнения рассудка точно не спасает. Меня не спасла: неделю исправно пила сочащуюся из бюветов дрянь, полностью пренебрегая качественным чешским алкоголем, потому что алкоголь с гадкой водой вступает в непредсказуемые реакции. Так курортный врач говорил. А я верила. Значит, рассудок как был мутный, так и остался. Если неделю верила.
 
А местечко сказочное получилось. Спасибо Карлу. Город сливочный, как пломбир. Пышный, как торт. Пахнет корицей. Звенит лесными птичьими голосами. Пятнадцать лечебных источников, вокруг них - оптимистичные дома со шпилями да башенками, сувенирные лавки, стриженные по последней моде деревья. Люди неспешны. Вкушают минералку, присматриваются к гранатовым браслетам. Или к магнитикам на холодильник. Ты тоже вкушаешь, присматриваешься и примерно на третий день в Карлсбад влюбляешься; и, как полагается влюблённой дуре, подмечаешь морщинки, родинки и чудачества городка - и в них влюбляешься отдельно.
 
В Карлсбаде есть уличная самодеятельность. Возле источника Свободы - постполуденный гармонист с репертуарчиком а-ля рюс: всё у него конфетки, бараночки да цыганочки. Возле памятника Дворжаку - постполуденный скрипач: скрипка его не чурается Синатры, но больше симпатизирует Огинскому и Бизе.
Оба музицирующих с тобой здороваются, не прекращая музицировать.
 
В витринах смешные надписи: "СКИДКА SLEVA". После примерно пятого обнаружения надписи в совершенно разных витринах осознаёшь, что слева находится рай шопоголика, а вот справа - ад: обман и обдираловка честных граждан.
 
На обшарпанном, увитом пока ещё голым плющом двухэтажном домишке вывеска: "TELEGRАPH", и ты пялишься на неё несколько минут, настолько она тематически обоснованна именно в таком, флегматичном, блёклом и безвременном антураже.
 
Полчаса тряски по окрестностям в запряженном лошадкой ландо оцениваются в сорок евро. Переводишь в чешские кроны, потом в российские рубли. Понимаешь, что конная тряска - это сплошное справа. Хотя лошадь украдкой гладишь. Она славная, как из мультика: наивные ресницы, и мохнатые ноги, и пафосный плюмаж. Она вздыхает, словно говоря: задолбалась, а что поделать, такая она, карловарская непарнокопытная жизнь!
 
По городу ходит позитивная девушка. Она передвигается бодрой рысью, могущей соперничать с рысью местных конных экипажей; и она вся оранжевая: ботинки, пальто и шарф. И брюки. Она худенькая, и потому не похожа на апельсин. Она похожа на чисто вымытую стремительную морковь сорта каротель.
 
В переулочке обнаруживаешь припаркованный возле ювелирной лавки Фольсваген-Жук - и в этом Жуке не было бы ничего удивительного, кабы не его цвет, копирующий цвет твоей куртки. И вот, пожалуйте: спокойную охристость пятнает дуэт ярких фуксий; и малые дети тычут в тебя пальцами, ожидая, что ты пикнешь брелком и заберёшься внутрь машинки - для пущей гармонии. Ты радуешься, что на тебе чёрные штанцы и ты не совсем каротель.
 
Висят разноформатные бумажки: "Экскурсии с Игорем". Он везде, этот Игорь! Воображаешь его монументальным плечистым интеллектуалом, толерантным добряком, чуть рассеянно треплющим Европу по холке - как давеча ты трепала лошадь. Удивляешься, когда некая карлсбадская уличная художница рассказывает тебе, что Игорь - неприятный тип, почти рабовладелец, оценивающий труд своих зазывал в двадцать евро в сутки.
 
Ты ищешь и ищешь источник номер двенадцать. Двенадцатую воду прописал тебе курортный врач: её следует употреблять ежедневно и до обеда, и никак иначе! Двенадцатый источник официально называют Женским: и ты, женщина, скрипишь зубами от злости, потому что ты не можешь найти в крохотном городке источник самой себя. Тянет набить морду рабовладельцу Игорю, хотя он явственно не виноват. Ты заходишь на очередной круг, и вдруг появляются ангелы: две карлсбадки, которые, наверное, давно за тобой наблюдают. Они подзывают тебя, и ведут, и тычут носом в малозаметную дверь, заботливо приговаривая: пани ходит и ходит, пани грустно, пани ишчет это? Это, это! - ликуешь ты, видя над дверцей табличку с сияющим числом "двенадцать". Да. Именно так: женский источник убрали, в отличие от остальных источников, внутрь лазни. Очевидно, чтобы он не смущал туристов женской логикой.
Тебе хочется биться о лазню головой, но карлсбадки - ангелы! - утешают: не одна пани ишчет женску воду, много других ишчет женску воду!
 
Из-за поворота показывается каменный Томаш Масарик, первый чешский президент. А из-за спины президента лезет до икоты знакомая эмблема Сбербанка. Поодаль от Сбербанка продаётся шоколад с каннабисом. Торговка его очень всем рекомендует. Не поймёшь из сбивчивой речи - шоколад ли с каннабисом или вовсе каннабис отдельно. Лицо у неё дикое. Патлы ведьмины: вздыбленные, немытые; глаза же лучатся, что местный хрусталь. Кондитерских изделий переела, видимо, торговка-то.
Хорошо, что у тебя кроны закончились. С евро к продавцам лучше и не соваться - обдурят. Будет тебе скидка как слева, так и справа.
Косишься на охраняющего Сбербанк Масарика и уходишь от шоколадной марихуаны. Ну её. Лучше уж женску воду, пятый стакан.
 
Около отеля с буржуазным названием "St Joseph Spa Resort" припаркован минивен. Его багажник открыт, и видно, что транспортное средство до краёв набито полешками. Сразу вспоминается михалковское: "А у нас в квартире газ - это раз. Грузовик привёз дрова - это два". И ты сочиняешь вместо Михалкова дальше: "А у нас сегодня Джозеф в спа своём замёрз вчера; и дрова маршрутки возят, топят печь вчера с утра!" И радуешься: о, я таки поэт!
 
И поэтически думаешь: хотелось бы мне стать той Кларой, которая украла у Карла Карловы Вары.