Девочке в красном шарфе

Мимо витрин, мимо касс, минуя стойки баров, совсем как струйки пара
Ходить под метроном, забить на моветон и наконец-то быть с тобой.
А значит - быть собой. Там на века течет река и застит сизый дым мои глаза.
Ушли гулять под утро дымоходом, и мимоходом, без аффекта,
Под фильтром красного ущербного дефекта, поняв явление фотоэффекта
Учились жить не по конспектом.. Идем - вот Ясная Поляна, а дальше - круча
И дальше - круче. А дальше проза, летная погода, мимоза, дыханье без учета
Всех финок тех, что жгли доселе ребра, что жгли под селезенкой,
И призраков, бегущих в мыле, в душе живущих и в черепной коробке.
 
Это просто свойство любой дороги путать планы, перетасовывая карты,
Купюры мятые распихивая по карманам, любить вино и Мопассана, Ахматову или Айтматова,
И добровольно себе же строить плаху. Но вот оно - твое призвание,
Признание народа мертвое, поэт во мне уплыл в бочонке рома.
Сияло небо грозовое, бежали мы из города тропою дивных одиночек
И спрятались, промежду прочим, между строчек, на этих строчках
Оставили одежду, накинули надежду. Смотри, меж многоточий
В обнимку и в бочонке рома два чудака и антика плывут куда-то безлунной темной ночью.
 
Расскажи мне о том, как два века назад были дожди, плыли дни, люди шли,
Был девятнадцатый век. Англия, заводы, квартирки метром по восемь,
Осень, писать тебе в восемь, на почту бежать, народ озлоблен, пролетарий-социопат,
Отравлен воздух, как и прежде Тауэром Лондон вспорот, растрепан и непричесан мой Лондон.
Так вот, два века назад я тебя бросил. А может тысячелетия, прости, в диком сретение,
В условиях морального несварения и горного нехватке воздуха, я и не помню толком.
Я два дня или, может, два года, две долгих минуты проходил в смятении полном,
По метрополиям, континентам, тропам, Сплин напевая, отплёвываясь Шопенгауэром,
В условиях перебитой аорты и пробитого тромба, под джаз саксофона или молитвы скрипки,
Шатался по стенкам, слонялся по улкам, менял координаты... и в это время я и не знал толком,
где ты.
 
В последствие ты мне все рассказала. Как рядом была. Верила, мерзла, ждала
Ночами самолетики со стихами летали с окна, и лишь детвора, наверное, их прочла.
Ты рассказала о немых и холодных буднях , как не спаслась ты своим стоицизмом,
Как ты без лишний драмы ходила мостовыми, в троллейбусном парке, без умысла или оглядки
Роняя шлейф продрогших нот и имитирую цейтнот, лишь бы не возвращалась боль...
Как грусть тебя, конечно, находила, как ты сокрылась от нее, съезжаю по перилам,
Как ты старалась ненароком обнять моё ревнивое плечо, по осени и зиме прощала мне
Всех девушек моих из листьев и цветной фольги, и стоило снегам растаять, как вдруг вернулся я.
 
Я был как блудный сын из старой притчи, на Рембрандта картине, в моей квартире
Так стыло и постыло стало, в реке не удержало уж слишком буйного пловца...
А где я был? Где разменял себя на пыль и воздух чужих и гулких городов?
Мой город, за что таращишь на меня ты скулы арок и мостов и черные глазища перегонов?
Опять считаешь метрономом мои немые всхлипы боли. Я слаб, я сломлен, я гол,я наг и я ободран.
Я весь перед тобою... Но не тебе, мой мрачный город, я преклоню колено в сумраке ночном.
Прости меня и сердцем и душой. Я был, наверное, ослеплен. Я быль в грязи влачил и плел
Я нити, что не грели. Соседям было не понять твоих случайных снов, твоих случайных слез.
 
Теперь я здесь. Потрепанные крылья и пожелтевшие страницы. Но крылья, слышишь, крылья!
И где летим мы? Чудесны дали. Мы едины. Ты все, конечно, мне простишь.. Шуршит, вот, видно,
Шифер наших крыш.. Ты только не молчи. Давай гулять среди твоих картин. Ты больше не одна.
Я больше не один. Прости. Я много-много исходил дорог, и не найдя друзей, обрел врагов.
Прости. Ты знаешь, я был все время сам не свой. И день мне стал не светил, и ночью потерял покой.
Прости. Бывает так, что жизнь черства и непроста. И неспроста пошел сегодня дождь...
Моя любовь, ведь жизнь и вправду так сложна. Но все века твои светили мне глаза.
Когда мы шли, в моей руке твоя рука, я думал - мы друзья.. Ты знала в глубине души,
Что я останусь с тобой и навсегда.
 
Лететь все выше. И петь холмам. И холмы петь. И все понять, и все преодолеть.
Нас двое. И нам не надо ничего. Лишь ветер бы в лицо, и станет вдруг легко-легко,
Как будто ты вернулся в детство, И станет вдруг светло-светло, и грустно, и смешно...
И странно, как в немом кино. Летят все поезда, поют все птицы, и нам, конечно же, не спится.
Моё неровное дыхание попало в такт с твоим. И мир отныне неделим. В нем ты.
Даю Вам клятву на крови. Я мир навек замкнул на слове "ты". Ты подожди. Пойдет дожди.
Подует ветер со всех сторон немного света.. Ты все поймешь. По картам и осколкам слов,
Защемит сердце вновь, как в детстве, когда проезжий поезд уезжал.
Я просто сто прошел дорог и перекрестков. Запутался тотально в прозе..
Но вот спасли стихи. Я твой теперь. Я весь тебе доверен.
Я уходил, чтобы вернуться навсегда.
Смотри, уже с небес на землю падает вода.