Почти библейская история

На фотографии она вторая слева,

А этот хмырь пристроился за ней,

Еленой звать, но я нарек бы Евой,

Ну, а хмыря б назвал библейский змей.

Да, снимок сделан там же. в Шармаль-Шейхе,

Отель у моря, с пляжем …красота,

И шведский стол за сущие копейки,

Короче, те же райские места.

И вот он начал: Пушкин, да Есенин…

Я думаю: «Подвинулся либо?

Читает на пляжу про лист осенний,

Про первые весенние капели..»

И тут смекнул: « да он ее к постели

Склоняет, намекая на любовь».

И вижу я - труды его не даром,

В капкане Ева выследила сыр.

Уж называет жизнь свою кошмаром,

А этот, мол, Орфей, ей мир открыл.

-Да,- думаю. – Неплохо ж быть поэтом

Красотки вон как тянутся к богам.

Ну, ладно те хоть боги, ну а этот

Каким таким принадлежит кругам?

Быть может, он и сам не прочь на лире,

Имея слух Орфея, побренчать,

А я с медвежьим слухом, вдруг узырил

В душе Орфея пошлую кровать.

Нет , я не против, если он блаженный,

То пусть себе, на то он и Орфей,

Но как узнать насколько откровенный

Любитель он поэзии своей.

И я придумал. Я сказал однажды,

Что сам когда-то тоже был поэт,

И зачитал ценителю отважно

Из сборника Есенина куплет:

«О красном вечере задумалась дорога,

Кусты рябин туманней глубины.

Изба-старуха челюстью порога

Жует пахучий мякиш тишины».

Он рассмеялся, не узнав подвоха:

- Как говоришь ты? Мякиш тишины?

Дорога, значит, понимает много,

И челюсть щучит жертву у порога…

Ха-ха. Да, сударь, это очень плохо.

Смешнее я не слышал от иных.

И зрима стала шкура злого духа,

Я вспомнил разом. Я читал о том.

Что змеи, вовсе не имея слуха,

Слух замещают длинным языком.