Через десять лет
ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ ЛЕТ
(Однокурсникам)
Года и вас не пощадили,
Друзья старинные мои,
Ни ради нашей славной были,
Ни ради дружбы и любви.
По виду мы давно мужчины,
Витые вены на руках,
На лицах шрамы и морщины,
Сверкает проседь на висках.
И хоть в душе мы вроде те же,
Но, подмечаю вновь и вновь,
По мелочам смеемся реже
И всё серьёзней хмурим бровь.
И вот сидим в беседах светских,
И я, поющий этот миг,
И ты, создатель книжек детских,
И ты, издатель взрослых книг.*
– А как жена? Работа? Дети?
А сколько книжек сдал в печать? –
Еще на все вопросы эти
Мы долго будем отвечать.
И часто будем удивляться,
Вставляя реплики в ответ,
Ведь пролетело хоть не двадцать,
А всё же целых десять лет –
С тех пор, как мы по воле вуза
От наших споров прямо в жизнь
По разным уголкам Союза,
Не зная жизни, разбрелись.
Каким насмешливым весельем
Дышали наши письмена
О разных случаях, о семьях,
О том, чем жизнь была полна.
Но угасали искры пыла
В потоке суетливых дней.
Всё меньше писем приходило.
И всё короче. Всё скромней.
И в тех ответах долголетних,
Где лишь заботы и дела,
Всё ощутимей и заметней
Серьёзность взрослая была.
И вот сидим в кругу, мужчины,
Витые вены на руках,
На лицах шрамы и морщины,
Сквозная проседь на висках.
Сидим, молчим в раздумьях поздних –
И есть вина, и нет вины.
И биографий наших розных
Нам продолжения ясны.
Но тихо детских книг создатель
Сказал: «А помните, друзья...»,
И поддержал его издатель,
А за издателем – и я.
И вот мелькают друг за другом
Десятки сцен из той дали,
Когда владели мы досугом,
Как королевством короли.
И уж не нынешний, а дальний,
Как будто я сейчас сижу
И о поэзии глобальный
Я спор давнишний завожу.
Я говорю: «Позволь, приятель!»,
Стаканом выпитым звеня.
И славный будущий издатель
С издёвкой смотрит на меня...
И я бы в эту чертовщину
Поверил – в пух ее и в прах,
Когда б не шрамы и морщины,
Когда б не проседь на висках.
14-15.08.81 г., день
