ХХХI - ХХХIII

ХХХI

И глупой юности прелестные черты,

Хоть искренние, нежные, живые,

Что так бывают нам милы,

Черты те стали для него чужие.

И не торчал уж ночи на скамейках

И не сидел до утра на ступеньках,

Он перезрел для сих занятий,

Как перезреет ранний плод,

Румяный и весьма занятный,

Но червем пожираем тот:

Червём всегдашнего сомненья.

Синдром: тягчайшее безделье.

Не разбираясь в жизни сильно,

Он жил на свете, впрочем, мирно.

ХХХII

Ну, точно ж вы уже решили,

Что это я? Что мой портрет? 12

Избавьте! Вы не поспешили?

Ведь до него мне дела нет.

Тут отведу все подозренья,

Вам покажу и в этом рвенье,

Как Пушкин сделал так давно,

Что и забыть немудрено.

Но всё ж добавлю лишь одно,

Хоть это может и смешно:

Когда студентом я бывал,

Я много время отдавал

Не книгам - личикам прекрасным,

Глупышкам редкостным, ужасным.

ХХХIII

Тогда ценил веселья плеск,

Живой характер, волос тёмный,

Прекрасных глазок жадный блеск

И разговор ленивый, томный.

Любил и глупость даже я,

Сносила всё душа моя.

Срывал ночные поцелуи,

Ценил подлунные амуры

И, убивая время всуе,

Любил наивность, шуры-муры.

Ввернул б зефира легкий бег,

Да вот беда - не выношу я нег,

И мне писать трудней в сто раз,

Хоть был и у меня когда-то час.